Выбрать главу

— А зачем отучать? — искренне изумилась я. — Пусть смотрит. Может, он сам хочет научиться владеть мечом. Надо найти ему учителя, только и всего.

— Ваше величество, — в свою очередь изумился Чуа, — зачем этому ребёнку владение мечом? Разве ваше величество не желали, чтобы он, повзрослев, занял достойное место во Внутреннем дворце, а не среди грубой солдатни?

Я открыла рот и закрыла. Только теперь до меня дошло, что все уверены — я готовлю мальчика в евнухи. Ну, в самом деле, зачем ещё императрица может заниматься устройством сироты, как не для того, чтобы использовать его в хозяйстве? Но в хозяйстве Матери Народа мужчин нет. И никто не видит в этом ничего особенного, так веками повелось, и многие, как я уже успела убедиться, шли на кастрацию добровольно. Для простолюдинов это была чуть ли не единственная возможность сделать хорошую придворную карьеру, а отношение в обществе к дворцовым евнухам было даже лучше, чем к тем же солдатам.

Так что никто не считает мальчика несчастным, наоборот, все думают, что ему повезло. А мнение самого Яо Фаня — да кто же спрашивает мнения маленьких детей? Это и в моём просвещённом мире не очень-то принято, а уж здесь…

— Так, — решительно сказала я, — зови этого ребёнка сюда.

Конечно, оставалась ещё вероятность, что мальчиком руководит одно лишь любопытство. Но когда он на вопрос, не хочется ли ему научиться владеть оружием, сперва неверяще замер, а потом закивал так часто и истово, что казалось — голова сейчас отвалится, я поняла, что осчастливила мальчишку до конца его дней. Я поручила всё ещё удивлённому Чуа найти его воспитаннику наставника в воинской науке, и Фань умчался вприпрыжку, едва не забыв отвесить мне прощальный поклон.

— Знаешь, — сказала я Тайрену, — мне не нравится, что к армии в империи относятся как к отбросам. Эти люди нас защищают, на них стоит государство, а что они получают за пролитую кровь? Презрение и обвинения в тупости, жестокости и прочих грехах.

Тайрен поднял голову от бумаг, которые перебирал, и пристально посмотрел на меня. Мы сидели у него в кабинете, разбираясь с накопившимися документами. Еле слышно потрескивали свечи, слуги только что убрали остатки ужина. Никакого особого застольного этикета, вроде того, что мучил французских королей в Версале, тут, слава всем богам, заведено не было. Еду можно было приказать принести в любой час в любое место и просто съесть, без чужих глаз и церемоний.

— Поистине, мы с тобой подходим как две половинки одной бирки. Да, мне тоже это не нравится. Иногда я жалею, что нельзя разогнать этих старых… хм… из моего совета и посадить на их место офицеров. У тех и здравого смысла, и смекалки побольше. И где были бы все эти чиновники во время последней войны, когда бы не армия?

Я согласно кивнула. Да, престиж армии надо поднимать. Как-никак, она основная наша опора. Хотя, положа руку на сердце, не могу не признать, что кой-какие основания считать военных грубыми и алчными солдафонами у местного населения были. Разбирая жалобы, я начиталась рассказов о грабежах и насилиях, творимых не захватчиками, а своими же собственными вроде бы защитниками. Конечно, война есть война, и причины бояться воюющей армии у мирного населения были всегда и везде, в любом мире, в любую эпоху. Понятно, что армия, набираемая за деньги или по повинности — не интеллектуальная элита и не совесть нации. Но всё же… В европейском средневековье гражданские стонали главным образом от наёмников. Свои же защитники, если они были из местных, всё-таки помнили, за кого воюют, и не вели себя в родной стране как захватчики. По крайней мере, так это представлялось не очень образованной мне.

Так что здесь причина, а что следствие? Гражданские презирают солдат, потому что те плохо себя ведут, или солдаты в грош не ставят гражданских из-за того, что знают — благодарности и уважения им всё равно не добиться?

— Основной вопрос — как, — пробормотала я. — Аристократия… Офицеры же из благородных людей, да?

— Высший командный состав — да. А вот средний и низовой как правило из выслужившихся простолюдинов. В армейские приставы, предводители или исправники аристократы идут, только если уж род совсем захирел. Или в наказание.

— Что, даже в гвардии?

— Ну, в гвардии разговор несколько иной. Но и там дети благородных отцов служат в Пяти дружинах, из которых и комплектуется гвардейский офицерский состав, живут в столице и в гарнизоны вместе с солдатами не мотаются. А младшие сыновья и дети рядовых чиновников стараются попасть в отряды личной стражи аристократов.