Становится душно от услышанного, и я спешу поинтересоваться о самом главном:
— С ним всё хорошо?
— Теперь да. Неделю назад он вышел из комы, и сейчас мы едем к нему.
— Комы? Это из-за аварии? Из-за того, что он прикрыл меня?
Кажется, что больше ненавидеть себя уже невозможно, но жизнь продолжает доказывать мне обратное. Альберт ничего мне не отвечает, что служит мне положительным ответом на мой вопрос. Я молча отворачиваюсь к окну и стараюсь вспомнить Артема, но не могу. Что-то, как-то слабыми отрывками всплывает в голове, но это так мало и незначительно, что я не могу собрать его образ в голове.
Мы подъезжаем к больнице и нас проводят к палате. Я встречаю там своих родителей, двух незнакомых людей и Марту, которая заходит следом за нами. Получается, это к нему она тогда приходила? Получается, ещё тогда сердце не обмануло меня и почувствовало, что в коме находится кто-то, кто очень близок мне.
Возможно тогда мое сердце никогда не подводило меня… и не подводит сейчас?
Меня представляют двум незнакомым людям, как оказывается родителям Артема. И, обняв их, я чувствую что-то очень родное. От них веяло родительским теплом и любовью. Кажется, между нами была тесная связь.
Но как только я вижу Артема, все вокруг перестает существовать. Он тот мальчик, что был рядом на протяжение всех моих детских фотографий. Тот самый человек, о котором я думала последнюю неделю и которого боялась, но хотела вспомнить.
С ним, как с родителями, как с Давидом, увидев, без слов и рассказов все вставало на свои места.
Я подхожу к нему и обнимаю крепко-крепко.
— Прости, что вспомнила только сейчас, — произношу со слезами на глазах.
— Я рад видеть тебя, — говорит хрипло и старается обнять меня в ответ.
Мы долго сидим у него. Он почти не говорит, просто слушает, наслаждаясь присутствием каждого из нас. Но только на одном человеке застывает дольше всех. На той, чьи глаза, то и дело, наполняются слезами радости.
«Спасибо, что была рядом» — безмолвно шепчет губами по воздуху Артем, сжав её руку в своей.
Я расплываюсь в улыбке, заметив эту картину, но на душе начинают скрести кошки, напоминая о Давиде. На миг представляю, что его слова являются ложью, а я, поверив им, ушла, оставив его одного.
Сердце сжимается от боли, и я опускаю взгляд, стараясь скрыть ту пелену из слез, что нарастает на моих глазах.
И, видимо почувствовав моё состояние, Альберт встает со своего места и обращается ко всем:
— Нам уже пора, — объявляет уверенно.
Я злюсь на него за его решение, но не смею на глазах у всех пойти против его слов, поэтому встаю вслед за ним. Попрощавшись со всеми, я подхожу к Артёму и, прижав его к своему сердцу, шепчу:
— До скорой встречи, родной.
— Будь аккуратна, Амели, — говорит очень тихо, но строго на ухо. — Наша авария не была случайностью.
Я смотрю на него шокированным взглядом. Подобное заявление ни на шутку пугает меня.
— Никому не говори! — завершает он и смотрит мне за спину.
Почувствовав, как к моему плечу прикасается мужская рука, понимаю, что за мной стоит Альберт. И выпрямившись, я вновь прощаюсь со всеми и выхожу из палаты в сопровождении мужа.
Глава 7
Как же хорошо находиться под крылом у мамы. Засыпать рядом с ней и чувствовать тепло родных рук. С ней страшные мысли улетучиваются за пределы моей души, оставляя лишь лёгкое умиротворение.
Слова Артёма играют свою роль в моем душевном состоянии, — я не могу спокойно есть, спать и проживать свой день. Тысячи раз подвергаю его слова своим суждениям, стараясь убедить себя, что он ошибся. Но всегда появляется: «А если не ошибся?» и рушит барьер моего спокойствия.
И лишь сейчас, лёжа в кровати и обнимая маму, я чувствую себя в безопасности. Ведь даже если Артём прав, и наша авария — чей-то злой умысел, в данную минуту я нахожусь под защитой родительского дома. И единственное, что тревожит меня, — это то, как сообщить маме о желании развестись с Альбертом и вернуться в отчий дом.
Я остро ощущаю то, как далеки мы с ним друг от друга. Я знаю, что он делает многое для меня, но ему не под силу воскресить мое сердце и заставить его вновь забиться в унисон любви. Память медленно, но верно возвращается ко мне, и я понимаю, что никому не под силу стереть из памяти души того, чьё имя горит пламенем в моем сердце и обжигает до слёз. Этот огонь сжигает всё живое во мне и оставляет лишь пепел разбитых чувств.
Я совершила много ошибок, но самой большой из них было моё замужество. Почему я так наивно предполагала, что мне под силу усмирить безграничную любовь, которую я испытывала к Давиду? Как могла поверить в то, что однажды смогу сомкнуть глаза в объятиях чужого, когда сердце моё бесповоротно отдано другому мужчине?
И пусть я не нужна Давиду, пусть он играл мной — это сейчас неважно. Главное, что я решила для себя — с Альбертом я не останусь. Это выше моих сил. Мне никогда не привыкнуть к прикосновением нелюбимого мужчины, а ему никогда не испытать теплоты моей любви.
И сейчас, оставшись с пустотой внутри, я больше не боюсь себя и своих желаний и готова разрушить мир, построенный на собственной лжи.
Я хочу заговорить с мамой, но она уже спит, и я не смею нарушить её покой. Я и так являюсь причиной того, что они расстались с папой на такой долгий срок, и сейчас живут порознь на две страны. Обычно мама улетает с ним, пока он решает вопросы компании, но сейчас, посоветовавшись, мама решила остаться, будучи уверенной что её присутствие мне более необходимо, чем папе. Я чувствую то, как они переживают за меня, и ценю это. Ценю их безграничную любовь и необъятную доброту. И пока мама сладко спит, я с удовольствием наслаждаюсь её утонченной красотой, что умиротворяет меня.
Утром я решаю навестить любимого друга, желая побыть с ним немного наедине, поговорить по душам и развеять ту смуту, что он навёл на меня одной лишь фразой. И сделать это хочется поскорее. Причин для бессонных ночей и так много, и я не хочу добавлять к ним ещё и страх за нашу жизнь.
Разговор с мамой я откладываю до вечера. В ночном времени суток есть нечто магическое. Всё пропитывается иными эмоциями и создаётся атмосфера некого таинства, где людям становится легче делиться своими чувствами. А мне эта легкость, как никогда, необходима.
— Снова грустная? — с досадой интересуется друг, когда я оказываюсь у него в палате.
— Нет, просто ночь была бессонной. А как твои дела? — слегка улыбаюсь и поддаюсь вперёд, желая изучить его лицо.
Чем чаще я встречаюсь с ним, тем ярче становятся мои воспоминания. Они озаряют светом душу и наполняют её надеждой.
Мы говорим с ним обо всем, Он рассказывает мне о школьной поре, о университете и наших поездках по России и Франции. Я слушаю его с замиранием сердца и улыбаюсь — улыбаюсь — улыбаюсь.
Но, когда в очередной раз, при смене положения, друг начинает корчиться от боли, я не выдерживаю и интересуюсь о том, что же он думает о нашей аварии.
— Я заметил, что за нами следят. И решил убедиться в этом, разъезжая через дворы. Машина следовала за нами по пятам и именно эта машина спровоцировала нашу аварию, — он переводит дыхание, собираясь с мыслями, и я ощущаю то, как больно ему вспоминать всё это. — И все бы было хорошо, но. машина была неисправна и это не могло быть случайностью, так как каждую неделю она проходила осмотр! Всё было подстроено, Амели!
Я с ужасом слушаю его. Не хочу верить в услышанное, но и не верить другу тоже не могу, тем более говорит он убедительно.
— Я спросил Георгия была ли экспертиза машины, — он замолкает, сморщив лоб от воспоминаний.
— И? Что сказала экспертиза?
— Сказали, что машина была исправна и аварию списали на мою невнимательность, — отчаянно проговаривает парень. — Будто я не справился с управлением и врезался в столб.
— Как так? Ты ведь говоришь, что что-то было не так.
— Вот именно. Как экспертиза могла не показать то, что у автомобиля отказали тормоза?
— Я не понимаю… — проговариваю растеряно.