И никто ведь не знает, почему идущие на пляж люди раздеваются под прибрежными грибками, а люди, идущие с пляжа, одеваются лишь на автобусной остановке.
17.Важнейшими из искусств, безусловно, являются суши и мураками.
Слушай, сука, песню ветра.
В ветреную погоду гораздо легче летать, чем ходить. Только нужно как следует научиться рассчитывать точку приземления. Это самое трудное.
Несмотря на трассу, это был самый классный август в городе В. Вакантных уборщицких мест в лагере не оказалось, но была свободной должность Заведующей Залом Столовой. В мои обязанности входило распределять детям десерт. С тех пор я тысячи раз считала, делила, умножала и складывала разные цифры, но и теперь вряд ли смогла бы ответить на вопрос, каким образом можно поделить 500 персиков на 300 детей. Дети получали каждый по персику, а двести оставшихся съедали Иванова, Журавлева, Павлова и я. Еще иногда мы ели сосиски, а к концу смены я обнаружила себя в списках зачисленных на заочный журфак и даже вспомнила, что между раздачей плодов, бадминтоном и валянием на пляже с Ивановой, Журавлевой и Павловой сдавала какие-то экзамены.
«Джоник», чистилище, случился уже на втором курсе, но из этого периода я помню только то, как на меня падали тараканы и как нашла на причале, прямо рядом с трапом, 20 копеек.
18.Проснулась в одиннадцать от двух помех здоровому сну: в правый глаз влезло солнце, а в правое ухо — фраза «Вниманию экипажа! Через десять минут на борт судна прибудут власти!»
Надо же, сколько лет прошло, а срабатывает. Хорошо хоть, не кидаюсь спросонок искать ключи от буфета.
И сны снятся пароходские эпизодически до сих пор. И самый страшный — вовсе не про смещение груза или пусть там учебную тревогу. Снится, как будто я накрыла завтрак в кают-компании, а время еще осталось, всего 25 минут 8-го, а завтрак ровно в половину. И я прихожу в свою каюту поправить перья — причесаться и все такое. А, вернувшись в кают-компанию в 29 минут, обнаруживаю, что на столах ни херашеньки нету. Не только сахарниц-стаканов-тарелок-вилок, а и даже скатертей с салфетками, а в буфетной не включен титан, и чай не заварен. То есть понимаю, что накрытые столы мне приснились, а я проспала. И я начинаю метаться по кают-компании, искать скатерти, швырять на столы тарелки, а в мозгах стратегический план на ближайшие полминуты: «кипяток с заваркой у дневальной возьму». И вот, когда всё накрыто — я успеваю до половины! — и входит первый коньсоставововец, я обнаруживаю, что забыла одеться — рассекаю по кают-компании в какой-то драной футболке и без штанов.
Обычно я просыпаюсь после этого сна с пульсом под 200. И никак не пойму, что же в нём такого страшного — ну подумаешь, получила бы от старпома звездюлей. Так я по 10 раз на дню под раздачу попадала, работа такая у чифа: строить буфетчиц-дневальных-поваров-уборщиц. Да и завтрак я ни разу не проспала. Ужин — было дело, а завтрак — никогда. Так что не понятна мне природа моего дежурного кошмара.
А контейнеровоз, на котором ожидались власти, уже втянул якорь. Это он сегодня ночью цепью гремел.
В Мск, конечно, этого не было слышно.
19.Снова сильный ветер, и меня сносит вглубь микрорайона «Моргородок». Для тех, кто никогда не был в городе В., поясняю: это между Второй и Первой Речками, и если я не успею вовремя выпустить шасси, меня здорово долбанёт клювом об антенну на крыше девятиэтажного кирпичного дома по улице Ульяновской. Здесь, внезапно для себя уволившись из пароходства, я снимала комнату в трёхкомнатной квартире. Еще одну комнату, поменьше, занимала студентка меда Ирка. В третьей, похожей на развороченное браконьерами медвежье логово, жила сама квартирная хозяйка Любовь Аркадьевна.
Иркин день рождения
Аркадьевне было лет 55 плюс-минус 15. Иногда она работала санитаркой в роддоме номер шесть: её оттуда не выгоняли, потому что в начале каждого пике она честно уходила на больничный. По квартире Любовь Аркадьевна рассекала в белой ночнухе со штампом «МИНЗДРАВ СССР» на спине.