Выбрать главу

Орлова Валентина

Полёт в бессмертие

В ночь после Крещения

Алина проснулась оттого, что кто-то легко коснулся её плеча. Открыв глаза, она глянула на электронные часы, которые стояли на подоконнике. Они показывали ровно четыре часа.

— Что это, в такую рань? — подумала она, сладко зевнув, и улыбнулась, ощутив рядом ровное дыхание Григория.

День так хорошо прошёл. Закончилась рабочая неделя, впереди выходные. Отходя ко сну, они, как обычно, взялись, за руки и пожелали друг другу спокойной ночи.

— Алина, я так люблю тебя! — проговорил Григорий с улыбкой, уже засыпая. Он всегда ей так говорил перед сном. И Алина в очередной раз подумала: — И за что мне такое счастье?!

Какое количество более красивых и более успешных девушек вертится вокруг него, а Гриша ни на кого из них не обращает внимания. Вот, Вероника, например, какая умница и красавица! Она явно питает к нему чувства, более страстные, чем их школьная дружба. При встрече с ним, она буквально светится, а он только мягко улыбается, отвечает ей братским поцелуем в щёку, как и другим бывшим одноклассницам. У них так принято было в их элитной школе, где судьба свела исключительно одарённых подростков…

Гриша давал своим способностям весьма скромную и трезвую оценку. Пользуясь молодёжным сленгом, можно сказать, что он был весьма разумным «челом" и понимал, что не сам по себе попал в физико-математическую школу, а благодаря своей маме. Она много лет проработала в ней библиотекарем.

Как в любом детском сообществе, здесь тоже было

принято давать кличку, каждому новичку. Так, старосте класса Василисе Ивановой сразу приклеили прозвище

«Василиса Премудрая»; хохмачу и насмешнику Артёму Кулемзину — «Тёма-Кулёма». Гришу Журавлёва поначалу звали просто: «Птица».

Но с некоторых пор Григорий стал ощущать, что авторитет его среди одноклассников день ото дня растёт. Многие обращаются к нему за советом, даже в деликатных вопросах, зная, что разговор останется между ними. Артём Кулемзин, став Грише лучшим другом, ласково звал его «мой гуру».

У Журавлёва обнаружилась способность кардинально исправлять ситуацию с плохими оценками. Собравшись с силами, он умел сгруппироваться и сделать отчаянный рывок. Рейтинг его моментально взмывал вверх, как на крыльях! Отмечая это, Артём восклицал:

— Да Птица — Феникс, мой гуру. Сгорает, чтобы вновь возродиться!

Но в конце десятого класса одноклассники стали замечать за Журавлёвым и некоторые «странности». Его и раньше относили к разряду «ботанов», поскольку помимо школьной литературы, он читал научные журналы типа «Знание — сила», «Сознание и физическая реальность». А теперь в его рассуждениях стали появляться выражения: «четвёртое измерение», «люди внешнего круга», «люди внутреннего круга» и прочие эзотерические «штучки».

МИСТИЧЕСКИЕ ОТКРОВЕНИЯ

Ирина Валерьевна, в свою очередь, тоже заметила, что интересы сына приняли непонятную ей направленность. В его книжном шкафу, вслед за подарочным изданием Гумилёва, — «Этногенез и биосфера земли», «Учение о ноосфере» Вернадского, — сплошь шла эзотерика: «Догмы и ритуалы высшей магии», «Тайная доктрина», Блаватской, «Жизнь после смерти», Моуди…

— Зачем тебе всё это? — однажды спросила сына Ирина Валерьевна, воспитанная в духе соцреализма, и в основном, на отечественной классике.

Григорий ответил не сразу. К тому времени в его поведении проявились манеры человека продуманного и осторожного. — Будущий чекист, — как-то сказала о нём дед, Валерий Игнатьевич.

— Понимаешь, — начал Григорий, устремив свой раздумчивый взгляд на полки с заветными книгами. — Нас так долго держали в стерильном мире, внутри «материалистических» границ, с бесконечным числом запретов… Да и я сам до недавнего времени настолько верил в безусловную правоту «научного мышления», что страшно было даже вообразить что-то вне пределов внешней оболочки жизни. А эти книги просто разбили стены вокруг меня! Они заставили меня думать и мечтать о том, о чём я раньше и помыслить не мог!

На лице матери Григорий увидел тревогу и непонимание. — Ты о чём это, сынок? — спросила его она, прижав ладони к побледневшему лицу. Но он продолжал с ещё большим вдохновением:

— Например, величайшей тайной и величайшим чудом кажется мне сейчас мысль о том, что смерти нет, что покинувшие нас люди, возможно, не исчезают полностью, а где-то существуют, и я могу их снова увидеть…

— Ой, Господи! — прервала его Ирина Валерьевна, вздохнув с облегчением. — Да я об этом сама так много читала и слышала… Но эта литература показалась мне такой наивной, примитивной и бездоказательной…