Потом свет погас.
Он начал кричать, когда она начала нянчиться с ним, облизывая его грубым и узким языком, очищая его раны своими выделениями, собирая паразитов с его волос. Она ворковала странным, пронзительным звуком, от которого он весь покрылся мурашками.
Он думал, что она убьет его, сожрет его.
Но когда ее волосы упали на него, как гниющие водоросли, и этот сочащийся, сморщенный рот нашел его собственный, он понял, что она не причинит ему вреда.
И он убедился в этом, когда она сунула ему между губ что-то, что сорвала с собственного тела. Он попытался сплюнуть. Но она не позволила. Она хотела, чтобы он поел. Он не знал, что это такое, но его текстура была мягкой и отвратительной... затем его язык почувствовал его тонкий, почти ореховый вкус, и он обнаружил, что кусает его. Сок, который наполнил его рот, был сладким, кисловатым и почти шипучим... и он струился, наполняя его тело химическим фейерверком.
Она издала хриплый, влажный звук.
Но он понял.
- Да, - сказал он, и все внутри него начало порхать. - Это... это очень хорошо.
44
Кенни наткнулся на огромный грот, похожий на большую трубу, сделанную из грибка. Вода была покрыта переливающейся плесенью, которая ярко переливалась оттенками пурпурного и индиго. Это был живой туннель из розового грибка, оранжевых и желтых холмистых наростов и ярко-красных столбиков, которые росли из воды, как глубоководные дымоходы.
Они были повсюду.
И они двигались.
Грибок свисал с потолка и висел прозрачными сетками и тонкими нитями, переливавшимися разными цветами, как оптоволоконные дисплеи. Веревки и тросы соединялись все вместе в замысловатую паутину. Кенни проходил мимо таких вещей, как огромные грибы, шляпки которых были блестящими и рубиново-красными сверху и розовыми, как жевательная резинка, снизу. Луч его фонарика был наполнен разноцветными спорами, которые он вдыхал и которые скапливались в нем, вызывая тошноту и слабость, а затем бодрость и мечтательность.
- Вот оно, - сказал он себе. - Ты достиг эпицентра. Это лоно творения, родильная камера; эпицентр этого огромного грибка, который веками разрастался под землей.
Когда он проходил через поднимающуюся желтую траву, похожую на колючки, мягкую, как подушка, все это не имело для него никакого смысла.
Почему сюда можно так просто прийти?
Почему ему не помешали найти это место?
Почему на него не напали или, по крайней мере, не прогнали из этой чудесной хрупкой экосистемы? Почему ему разрешили бродить здесь вслепую?
Потому что эта штука хочет, чтобы ты был здесь. Она хочет, чтобы ты увидел и почувствовал его истинную природу.
Это казалось нелогичным, но все же имело смысл.
Наросты, которые он видел повсюду в таком диком, богатом, но упорядоченном изобилии, сочились нектаром, который выбрасывал в воздух испарения, которые он вдыхал, и это вызывало у него головокружение. Он чувствовал их на своем лице и в волосах, во рту и в горле. Их вкус был очень похож на вино – сладкий, искрящийся, кислый, его букет приводил в восторг вкусовые рецепторы.
Ты под кайфом. Тебя накачали.
И это, как он полагал, было ключом ко всему, самой основой. Неудивительно, что жители Клавитт-Филдс не могли отказаться от своих злых поступков и богохульств (по мнению их современников). Они были зависимы от психотропных выделений грибка. Они были одурманены этим дерьмом. Несмотря на то, что контакт с подземными грибами физически изуродовал их, сделав их больше похожими на грибок и слизистую плесень, чем на людей, они все же не могли жить без галлюциногенных экстазов.
Это была зависимость.
Это было не что иное, как гребаная зависимость.
В Клавитт-Филдс не было культа ведьм, только кучка обдолбанных прото-хиппи, подсевших на кайф от инопланетного грибка. Включайся, настраивайся, улетай, чувак. Попробуй, детка!
Он хихикнул, представив себе, как этим степенным, аккуратным пуританам сносит крышу. Боже, какое это должно было быть откровение! Какую свободу от цепей и рабства их религии и репрессивной жизни он должен был предложить! Грибок, должно быть, спустился в этом куске звезды (как назвала его Елена Бласден), а затем начал разрастаться в норах под Клавитт-Филдс и там, где теперь был Беллак-роуд. Должно быть, он начал воздействовать на горожан, и его химическому притяжению невозможно было сопротивляться. Однажды попробовав его, уже не сможешь отказаться от этого, даже если это означало, что ты станешь ужасным ползучим мутантом.