— Ну, дядя Моня, ты и голова! — с безмерным уважением посмотрела я на него.
— Поживи с мое! — добродушно проворчал старый ювелир.
Он попрощался, велел позвонить, как решу все по матери и тяжело выбрался из машины.
— Да, чуть не забыл! — сунул он голову обратно в салон. — Колечко-то мое пригодилось?
— Пригодилось… — печально сказала я. Не станешь же ему все объяснять…
— Странные дела с тем колечком приключились, все думал тебе позвонить, рассказать, да из головы вылетало, — обстоятельно объяснил он. — Сейчас вот увидел его у тебя на руке, да и вспомнил!
— Что за странные дела? — нахмурилась я.
— Так вот никому такая дрянь не нужна была сроду, а тут сначала ты прибежала среди ночи, потребовала его сработать, потом парень с нашей улицы прибежал — и тоже срочный заказ на такое же кольцо.
— Парень — это такой в очочках, лохматенький? — медленно спросила я.
— Да, Сашей его звать, воон в том доме живет, — показал мне рукой дядя Моня. Где живет Вишневский я и так знаю.
И все же я достала кольцо, снятое с Оксаны и протянула его ювелиру:
— Ваше?
Он повертел его в руках и уверенно кивнул:
— Конечно мой. И не то, которое я тебе делал, а то, которое соседу.
— А внешне они совершенно одинаковые, — безразлично сказала я.
— Ну ты сказала — одинаковые! — хмыкнул он. — Это тебе так кажется, а для меня они разные, как день и ночь!
Тут за ворота вышла тетка Циля, в тапочках и легком халатике.
— Моня! — завопила она. — Бегом в дом, клиенты звонят!
— Бегу-бегу, золотая моя! — засуетился он и снова повернулся ко мне: — Позвонишь, в общем, хорошо?
— Конечно! — еще раз пообещала я.
Он и тетка Циля давно ушли в дом, а я все сидела в своей бээмвушке, чувствуя как злые слезы обжигают щеки.
Почему-то мне было до ужаса обидно, что он мне подсунул подделку. Я ведь расчувствовалась, и решила что я впрямь ему безмерно дорога. Первым встречным не дарят такое — только действительно дорогим людям.
«Ты чего ревешь? — удивился внутренний голос. — Если б он не подменил перстень, Оксана бы завершила ритуал и ты бы была мертва».
Так оно…
Вишневский по сути меня спас своим подлогом.
Только отчего ж мне так обидно-то???
«Тогда дело сделай, потом реветь будешь, — посоветовал голос. — Мать-то надо выручать».
Иногда он и впрямь дает умные советы.
Я достала платочек, промокнула глаза и набрала номер Зыряна.
— Алло! — как всегда рявкнул он.
— Это Марья, — вздохнула я. — Мать-то когда отпустишь?
— Я тебе сказал — когда пол-лимона за нее отдашь! И лучше поторопись, а то у меня уже руки тянутся удавить эту бензопилу!
— Э, послушай, ты о моей матери говоришь! — оскорбилась я.
— Да мне похрен, Марья, говорят тебе — поторопись, никаких нервов на твою мать не хватает.
— Так, тогда давай по делу, — заявила я ему. — Говори номер счета, туда денежки и будут положены.
— Чего? — подозрительно протянул он. — Ты чего мне голову морочишь? Какой счет? Ты мне их в руки отдай!
— Послушай, Зырян, — терпеливо растолковала я. — У меня — то ведь денег нет, я ж тебе говорю — все на лечение потратила. Так что эти деньги мне один… ну друг в общем хороший из Швейцарии дает. Я ему ситуацию объяснила, и он велел узнать номер твоего счета, на него он и скинет тебе деньги.
— Мутишь ты чего-то, Марья, — с нехорошими интонациями сказал Зырян.
— Господи! — закатила я глаза. — Ну спроси у братца придурочного, он тебе расскажет что на западе такие суммы из рук в руки никогда не передают. Все нормально, Зырян! Ты мне сейчас говоришь номер своего счета, и через пару часов тебе из Швейцарии придет перевод! Тебе останется только сходить в банк и их получить!
— Мутишь! — уже гораздо менее уверенно сказал Зырян.
— Да ничего я не мучу! — возмутилась я. — Тебе же удобнее — в банке не обманут, фальшивые доллары не подсунут.
— Ладно, я тебе перезвоню, — буркнул он и отключился.
Я достала платочек и приготовилась снова пустить слезу.
«Я тебе русским языком говорю — сначала дело! — мерзко сказал голос. — Зырян еще не перезвонил!»
Я подумала, и убрала платочек. Голос прав.
Зырян позвонил через полчаса. Я уже успела доехать до дому и снова начать размышлять над остатками копченой курочки.
— В общем я с братцем перетер, он согласен, — буркнул он. — Пиши его счет.
— Его, не твой? — уточнила я, жуя крылышко.
— Его же деньги, не мои, — с некоторым разочарованием в голосе сказал Зырян. — Да и ему удобнее получать перевод сразу на американский банк.
— Мне, собственно, без разницы, — пожала я плечами и записала реквизиты счета.
— Квитанцию мой эээ… друг сохранит, так что давай без кидалова, — благожелательно улыбнулась я в трубку.
— Тебя кинешь — вмиг в ванночке голым упокоишься, — буркнул он. — Не переживай, Марья, братец получит перевод — и тут же мать твою отпустим, даже до дому твоего довезем.
— Лучше до ее дома, — испугалась я. — Я больна и мне покой нужен!
— Понимаю, — тяжко вздохнул Зырян. — Сам от нее скоро застрелюсь.
— Ну ладно, пошла я насчет перевода решать.
— Что-то ты больно спокойная, — подозрительно спросил он. — Не визжишь, не орешь что не виновата…
— Я и так не виновата, только тебе удобней верить в обратное, и очевидного предпочитаешь не замечать, — сухо сказала я и отключилась.
Ха! Что толку в истериках? Фактов, что я непричастна к афере Наташи Беловой — нет. Зато есть утверждение ее, ныне покойницы, что я тут за главного. Зырян нашел крайнюю, лично ему это удобно, и ничто не убедит его что он неправ. Так что — против лома нет приема.
Я поставила курочку в холодильник, налила кофе и пошла с чашечкой в спальню.
Там я долго возилась с компом, изо всех сил вспоминая абсолютно бессмысленный набор букв и знаков — пароль, на который я заперла остатки роскоши от двух миллионов. Под конец, когда я уже собралась заплакать с горя, на глаза попался мой собственный паспорт, на обложке которого я небрежно начеркала нужную комбинацию. Слава богу что карандашом.