Он достаточно невежливо показал рукой на сидящую рядом с ним женщину, которая продолжала читать:
— Вот, посмотрите. Умные люди берут книжки в такие места. А я-то как — вот голова-то пустая, как моя женушка говорит. Хотел да забыл, вот теперь мучаюсь. Давайте письмо! — повторил он.
Я достал из внутреннего кармана сюртука письмо, и Царегородский, напялив на переносицу очки, погрузился в чтение, которое он тут же прервал через несколько минут.
— Да, да, я вспомнил. С этими хлопотами совсем ничего не помню. А вы, Александр Георгиевич, шутник? — спросил он. — Шутник, как есть. Ресторан французской кухни в Калуге! — воскликнул Царегородский.
Видимо, ему действительно было ну очень скучно и хотелось просто с кем-то поговорить.
— Господа! Представляете, в Калуге ресторан французской кухни! В Калуге! — повторил о, обращаясь в пространство.
Затем он продолжил чтение и внезапно стал серьезным. Я видел, как изменилось выражение его лица, и наверняка дело дошло до финансового вопроса.
— Так, Александр Георгиевич… — начал он.
Но в этот момент дверь приемной наконец-то отворилась.
— Господин Царегородский, прошу, вас ждут, — раздался голос офицера, который вышел из этой двери.
Царегородский тут же вскочил, поправил одежду, весь как-то подобрался и, протянув мне письмо, сказал:
— Дорогой Александр Георгиевич, а подождите меня! Мне нужно обсудить вопрос моего Коленьки. А после мы с вами поговорим обстоятельно. И вы знаете, я не вижу никаких причин вам отказывать. Я все напишу своему кузену. Никаких проблем. Вот садитесь на и ждите.
Делать нечего — пришлось принять это «щедрое» предложение. И я уселся на стул и принялся ждать.
— Александр Георгиевич, правильно? — через некоторое время обратилась ко мне дама с книгой.
— Да, все верно. А с кем имею честь, простите?
— Керн Анна Петровна, — представилась она. — Мой муж юнкер училища и я его здесь ожидаю.
И тут я понял, кто это. Это же муза Пушкина! Ну надо же, встретить женщину, которой было посвящено бессмертное «Я помню чудное мгновенье».
Только как-то странно, её муж юнкер артиллерийского училища. Это должен быть еще молодой человек. А я почему-то помнил, что Пушкин посвящал своё творение жене генерала.
— А вы действительно чудак, Александр Георгиевич. Этот господин прав, — кивнула Анна Петровна на дверь, куда зашел только что Царегородский. — Ну какой ресторан французской кухни в Калуге? Вам что, деньги девать некуда? Да и как вы себе это представляете — в нашей зачуханной провинции, а вы уж меня простите, но ваша Калуга именно такая, открывать подобное заведение? Даже не в Москве или в Петербурге, а в Калуге!
Она помолчала, а затем продолжила:
— Простите, если лезу не в свое дело, Александр Георгиевич, но у вас хотя бы повар-то есть?
— Да, конечно, Анна Петровна, как без этого? — ответил я. — Есть. Я сам прожил некоторое время в Париже и, знаете, недавно устраивал прием у себя в поместье, в том числе и для господина калужского полицмейстера генерала Чернова. Подавал французские блюда, и это было вкусно, и все хвалили. Так что повар у меня есть, и я не вижу причин, чтобы мое начинание провалилось.
— И нет, дорогой Александр Георгиевич! — покачала головой Анна Петровна. — Вы просто еще молоды и не знаете еще особенностей ведения дел в нашем богоспасаемом отечестве. И знаете, вы очень напоминаете мне моего папеньку. Он тоже носился с различными прожектами. Представляете, бульонный кубик хотел предложить нашей с вами армии! У него проектов-то было много, но вот бульонный кубик — один из…
Анна Петровна на мгновение запнулась, похоже не находя слов для характеристики прожекта своего папеньки.
— И вот ведь какая ирония, господин Нестеров! В двенадцатом году французы все эти бульонные кубики моего папеньки захватили в Москве и съели!
Немного разговорившись с Анной Петровной — вот ведь ирония, с музой Пушкина я говорю не о Пушкине, а о бульонных кубиках! — мне удалось узнать, что действительно отец Анны Петровны Керн, Петр Маркович Полторацкий, продвигал идею самых настоящих бульонных кубиков.
Петр Маркович вложил в это дело большие деньги, наладил их производство, и у него даже что-то начало получаться. Но начинанию ходу не дали, хотя вроде бы даже и был похвальный отзыв самого Государя.