Но мне все равно надо ехать в Калугу, а там возможно и сразу же в Петербург. Так что можно будет и попробовать с этой самой привилегией. А заодно кстати попутно в Москве поискать следы этого самого генерала Муравьева, про которого рассказывала Степанида. И если повезет, то купить там продуктивных животных.
При возможности разузнать какие сельскохозяйственные машины производится в России и где. Но это скорее всего надо узнавать в столице нашей Родины городе Санкт-Петербурге и Первопрестольной.
Краем уха я слышал как полковник Чернов и князь Гагарин говорили о каком-то Вольном экономическом обществе и Московском обществе сельского хозяйства. Вольное как я понял расположено в Питере.
Идиота, который окончил Московский университет и не знает таких вещей, я изображать не стал, решив, что когда окажусь в столицах, тогда и буду искать.
Прочитав еще раз письмо господина Иванова, я почти принял окончательное решение ехать в Петербург.
— Андрей, — Степан где-то занят, а ехать по-любому надо с ним, — где Степан?
— Матушка его на попросила на винокурню сходить, хлебного вина принести.
К тому что водку сейчас еще зовут и хлебным вином, я почти привык и слух это уже не режет.
— Как придет, сразу же ко мне.
Короткого разговора с Андреем оказалось достаточно, чтобы принять самое окончательное решение.
Я прошел на кухню, где Пелагея что-то стряпала на вечер.
— Пелагея, отвлекись.
Пелагея с каким-то испугом посмотрела на меня. Похоже вид у меня через чур решительный.
— Слушаю, барин, — я невольно улыбнулся.
Надо же так человека напугать, даже голос задрожал.
— Скажи мне, голубушка, такую тайну страшную. Без меня справишься с копчением бекона?
— Справлюсь, барин. Я же видела как вы все делали. Да и хорошо помню, как ваш батюшка коптил рыбу. Он был большой любитель копченого сома.
На заброшенную коптильню я наткнулся в один из первых дней после своего возвращения в «родные пенаты», но как-то не обратил на неё внимание. И только когда меня осенила идея делать бекон, решил попробовать её использовать.
На удивление это оказалось то, что надо. Когда я её почистил и «протопил», то агрегат оказался вполне рабочим.
— И когда же это было? Я что-то не помню, — никаких воспоминаний Сашеньки на эту тему в памяти не всплыло и я смело спросил об этом.
— Да где же вам помнить, барин, вам было тогда годика три, от силы четыре, — улыбнулась Пелагея. — Из-за вас Георгий Петрович и велели её выбросить. Я удивилась когда вы её нашли, я то думала что её нет.
— А что же я натворил такого? — ответ я уже примерно знал.
У меня был след старого ожога на левом плече и я невольно тряхнул левой рукой при словах Пелагеи.
— Вы убежали от вашей матушки и полезли к коптильне. Ну и обожглись. Мария Васильевна тут же распорядилась коптильню выкинуть. В таком гневе я её больше никогда не видела.
— Понятно, — старый ожог почему-то сильно загорелся огнем и я потер через одежду это место.
Степан с Андреем вернулись очень быстро, но мне хватило этих минут ожидания чтобы обдумать детали предстоящей поездки, а самое главное изменить первоначальное решение.
Едут оба молодца: и старый и малый. Степана бы конечно лучше оставить в имении, но…
Андрей мне нравится, очень старательный, скромный, расторопный и умный. Но он пока еще в Калуге иногда робеет. А тут Москва и Питер, которые его барину реально почти незнакомы.
Я абсолютно уверен, что это не то, что хорошо знаю по 21 веку. И будет комедия: две деревни, барин со своим лакеем, приехали первый раз в столицу.
Ехать с одним Степаном то же не вариант, Андрей так и останется деревней. Да и вопрос, а как и на чем ехать?
По опыту возвращения в Россию до Москвы надо закладывать двое суток. Это наверное с большим запасом.
Лошадей управляющего, доставшихся мне в качестве приза, Тихон холит и лелеет, целыми днями в конюшне и каретном сарае что-то скребет и поправляет.
Откуда-то Тихон привез отличного, на мой взгляд, сена и овса. Даже наши доходяги, на которых мы совершили марш-бросок из Парижа, посвежели и набрались сил. Так что лошади есть.
У кареты вторая молодость. Её Тихон отремонтировал, покрасил, этот момент как-то совершенно прошел мимо меня, и теперь совершенно не стыдно на ней выехать в приличное общество.
Итак, два дня до Москвы; если мне не изменяет память, Пушкин ехал из Петербурга в Москву неделю. Итого три недели на дорогу может получится легко. Это при том, что я отбрасываю идею получения привилегии. Полторы тысячи серебром, это для меня сейчас перебор.