И вот на этой галерее я вдруг почти явственно услышал её голос, когда она читала нам эти самые «Мертвые души».
Встретивший меня половой был наверное точной копией гоголевского. Высокого роста, живой и вертлявый, в длинном демикотонном сюртуке со спинкой почти до самого затылка.
«Ну прямо как у Николая Васильевича», — пролетела мысль. Я усмехнулся и шагнул в открытую дверь номера или покоя, как написал Гоголь. Её любезно открыл половой.
Вспомнивши Гоголя, я ожидал увидеть тараканов, выглядывающих из всех углов, но комната неожиданно оказалась чистенькой. Без этих соседей и даже с кроватью в полкомнаты с постелью, застланной чистым, но откровенно уже бэушным бельем.
Стол и комод были в наличии, как и дверь в соседнюю комнату с двумя узкими кроватями. Куда тут же был занесен мой багаж и все принадлежности Андрея и Никанора.
Получив от меня полтинник, половой согнулся почти воткнувшись головой в пол, непрестанно благодаря моё благородие. Молодец одним словом.
Не зная моего реального чина, он вероятно решил, что самое разумное считать меня благородием. Я ухмыльнулся, ничего собственно не имея против.
Половой вообще-то действительно молодец: правильно расценил ситуацию. По всем признакам приезжает барин с двумя слугами, отпускает экипаж, просит двухкомнатный номер и чтобы в одной из них непременно была большая кроватью.
И половой явно рассчитывает на чаевые, хотя возможно их сейчас называют иначе.
На поздний ужин я велел подать только чай с какой-то сладкой булкой. Ночью я «силу воли позвал на подмогу» и заснул, крепко и без сновидений.
Анна приехала еще до полудня следующего дня с красными заплаканными глазами, вообще без какого либо макияжа. Волосы были заплетены непривычно в одну косу, уложенную в плоский пучок на затылке, заколотый простым костяным гребнем.
Выйдя из кареты, Анна оглядела все вокруг, её глаза наполнились слезами и она приникла мне на грудь.
— Саша, я не хочу здесь останавливаться. Давай поедем сразу же домой.
Я слегка повернул голову и увидел Никанора в глазах которого было ожидание моего приказа.
— Несите вещи и побыстрее.
Перед тем как закрыть дверь кареты я подозвал полового, который помог Андрею и Никанору.
— Ты братец, крепостной или свободный?
— Свободный, мой тятя отставной солдат. Меня в службу не забрали, — он быстро закатал рукав и показал большой уродливый шрам на левом плече. — Я два годика рукой не владел, думали усохнет.
— А звать тебя как?
— Петрушка, ваша благородие.
«Ну прямо все по Гоголю», — подумал я, усмехнувшись.
— Приходи ко мне служить. Если надумаешь, то в Калуге найдешь трактир Вильгельма Тэтчера, спросишь управляющего и скажешь что тебе на службу звал Александр Георгиевич, — я протянул половому полтинник.
— Благодарю, ваше благородие, — половой согнулся до земли.
— Семен, трогай, — я захлопнул дверь кареты и мы отправились домой.
Анна вынула из волос гребень с заколками и тяжелая коса упала на плечи. Я сел рядом и она зарыдала, опять приникнув мне на грудь.
— Саша, моя матушка…
Через несколько минут она рассказала, что её матушка, которая много болела после смерти мужа, а затем зятя, последние две недели постоянно лежит в постели из-за сильной слабости.
— Но она, Саша, железная женщина. Батюшка всегда говорил, что после полученных ран только матушка поднимала его. Я ей сказала, что останусь с ней, но она велела мне ехать домой и объясниться со свекровью. Матушка не хочет уходить с тяжелым сердцем из-за моей ссоры с ней и её проклятий в мой адрес. А Ксюшу она попросила не забирать.
Больше Анна не плакала и почти всю дорогу ехала молча прижавшись ко мне.
Как только мы проехали Малоярославец, Анна попросила остановиться и вышла из кареты.
Она подошла к развилке дорог, показала на проселок и спросила:
— Ты был в имении Алексея Васильевича?
— После возвращения домой еще не довелось.
— Эта дорога ведет в его имение, не доезжая, поле на котором ранили его и моего батюшку. Мне он его показал когда мы ехали в гости. Я была еще ребенком но запомнила.
Было уже достаточно прохладно, но ночам были местами сильные заморозки и кое-где уже лежал снег. В карете было тепло, небольшая печка хорошо нагревала её обе секции. А те кто ехали наверху, основательно укутывались в предусмотрительно взятые тулупы.
Анна вышла без верхней одежды и скорее всего быстро бы замерзла. Но я услышал сзади шаги и повернувшись, увидел идущего к нам Андрея. Он нес салоп и меховую шапку Анны.