Но тут меня ожидала такая засада, что я от неожиданности даже сел, благо стул, вернее табурет, был рядом.
Староста поклонился мне в ноги, взял бумагу и заплакал.
— Сожгите ее, барин, и больше никому такого не давайте.
Я через какое-то время пришел в себя и спросил его:
— Отвечай прямо, почему?
— Вы, Александр Георгиевич, барин добрый и мужику добра желаете. Да только, видать, не знаете, что наш царь-батюшка мужику крепостному не отец родной, а кровопийца. Дворовых вы можете отпускать просто за выслугу лет или по милости, а вот полевых как? Только через выкуп или с землей. А как это будет? Какой я могу заплатить выкуп? А без надела как жить?
Я знал порядок выдачи вольных, мне его подробно и популярно объяснил Иван Прокофьевич. Обломовым здесь и не пахло. Был, правда, один нюансик, касающийся так называемых «полевых» крестьян. И называется он — земельный надел или выкуп.
Господин Волков подробно объяснил, как писать обоснование на дворню. Можно просто написать «за выслугу лет», можно расшифровать, или за заслуги, а просто «по милости».
Все прошения или подписанные мною вольные, подавались в губернское правление или как вариант непосредственно в канцелярию губернатора, но она все равно это переадресовывала в губернское правление. Там было рассмотрение с обязательной проверкой по ревизским книгам и сверкой: есть ли у крестьянина долги помещику, не числится ли он «беглым» и еще что-то.
У дворни наделов нет. А у «полевых» есть, поэтому — только с наделом за выкуп. И вот тут проблемы: выкуп должен быть не только не меньше определенной суммы, но его еще и чаще всего проверяли. А землю отдавать как-то не хочется.
Ведь одно дело говорить о совместном хозяйстве со своими крепостными когда земля твоя. А другое дело. когда земля окажется реально в руках у мужика. Тут есть над чем подумать.
А когда все проходило гладко и вольная утверждалась или как там это правильно называть, то есть проверяющие не находили в ней никаких нарушений законов, уплачивалась пошлина, вносилась запись в ревизскую сказку и выдавались документы крестьянину.
Документы это сама вольная грамота, а самое главное — увольнительное свидетельство.
Получившие волю всегда должны быть иметь их при себе. Потерял — можешь опять стать крепостным.
Главные риски —не порядок в ревизских книгах и конечно соблюдение законов.
Все вольные, которые я подписывал попадали в руки господина Иванова, и проблем не возникало. Ту же нынешнюю госпожу Тэтчер провели как выкупленную — заплатил за нее английский подданный. С ней вся сложность была в отсутствии договора с Великобританией по данному вопросу. Был бы договор — она стала бы свободной почти автоматически, царь не хотел выглядеть дураком перед Европой.
можно конечно было действовать и через уездные власти, но мне проще через губернское управление.
Подождав, пока я «переварю» информацию, староста продолжил:
— Вы, барин, нажили себе много врагов уже в губернии, и Государю Императору уже ушла жалоба. Я случайно слышал третьего дня разговор в деревне двух господ. Один из них сказал про жалобу, а другой ответил: «Вы дураки, написали такое…» — Староста вдруг замялся и замолчал, покраснев как вареный рак.
Я понял, что было сказано дальше, но решил эту чашу испить до конца.
— Говори, и слово в слово.
Староста так и сказал мне слово в слово: что я не только Аньку «имею», но, наверное, «отымел» и ее подругу Софочку, которая после меня залезла в постель к Чернову, а потом, видимо, и еще к кому-нибудь. Вот Государь и оказывает мне «милости».
Но тут все шито белыми нитками, и надо просто поймать меня на чем-нибудь, за что люди в Сибирь за счет Государя идут. В Сибирь я, конечно, не попаду, но пощипать как вареную курицу меня вполне можно, и первое, что надо попробовать, — это зацепить меня за выдачу вольных. Шахтерам я, типа, много пообещал и многим. Нужно просто подать это как покушение на устои.
Сказав мне всё это, староста, как мне показалось, даже стал меньше ростом и, внезапно выронив мою бумагу, начал оседать на землю.
Оглянувшись, я увидел каких-то незнакомых мужиков, беседующих с Андреем. Их я не знал — это, по-видимому, были деревенские, принадлежавшие другим господам.
— Что стоим? — Мужики проявили редкую прыть и, мне показалось, мгновенно перехватили у меня потерявшего сознание старосту.
Я, правда, в первую минуту подумал, что он умер.
Староста пришел в себя в своей избе, куда мужики, ничего не говоря мне, отнесли его.
Я как чувствовал, что будет что-то нехорошее, и приехал на своей карете. Погода еще была не очень морозная, и я приказал утеплить старика и отнести в мою карету, решив забрать его с собой.