Гремя бубенцами и колокольчиками, по площади ходят ватаги ряженых — «славящих Христа», ребята и парни, завернутые в вывороченные тулупы, с вымазанными сажей лицами, изображают медведей, коз, чертей и цыган. Они шутками-прибаутками, с песнями-колядками, желающими здоровья и богатства, встречают каждые подъезжающие сани и подходящую семью.
Все заходят в огромный зал, где накрыты праздничные столы. Я не совсем понимаю, кто и когда это делал, так как и в санях, и среди подходящих тороповских — везде женские лица.
В зале стоит настоящий мясной запах: запечённой свинины и гуся. Он перебивает все остальные.
А за столами — такое изобилие, что у меня от неожиданности перехватило дух. Я просто не знаю и половины того, что стоит на столах.
Во главе стола — место для хозяина застолья, помещика Нестерова Александра Георгиевича. А рядом со мною — место для настоятеля нашего храма: отца Павла.
Перед нами стоят огромные запеченные гуси с яблоками. Мы с ним отрезаем лучший кусок — «хозяйский» — и отдаем: я — Анне, а батюшка — своей матушке Милице.
Гуси стоят на столах перед каждым большаком, главой семьи, и они делают то же самое.
Третий огромный гусь стоял перед Еленой, но отрезанный кусок она положила перед собой; также сделала и Степанида, и еще несколько деревенских женщин, по нужде или несчастью ставших во главе своих семей.
Общая праздничная трапеза удалась на славу; она длилась почти до самого вечера, прерываясь на гуляния на площади.
Ближе к вечеру в зале осталась только молодежь, которая продолжила рождественское гуляние, которое до этого бывало на «вечорках», когда в больших избах собирались парни и девушки нескольких семей. Девушки в своих лучших сарафанах, с косами, перевитыми лентами, гадали на суженого и выбегали на мороз слушать «перезы». Парни заигрывали с ними, затевая игры и хороводы. Мне было интересно, когда и где они все успели переодеться.
Мы возвращались к себе, и над нами, я смотрел вверх и видел как над нами висел холодный, как алмаз, рождественский месяц, а небо было усыпано мириадами звёзд, казавшихся такими близкими в эту святую ночь.
Я физически ощущал этот мир, полный веры, традиций и той особой, прочной, как дубовый сруб, радости, что рождалась из чувства общности, из труда и из светлой надежды на милость Божью.
Глава 15
Первые два дня Святок мы провели в Сосновке: нанесли визиты соседским помещикам, сами приняли нескольких гостей и поехали в имение Анны, затем на шахту, в Воротынск, а после этого в Калугу, где мы провели целых четыре дня.
От четырех святочных дней, проведенных в Калуге, у меня осталось только одно воспоминание — это было какое-то непрерывное гуляние. Мне даже показалось, что в нем нет ночных перерывов.
Череда непрерывных визитов, уличных гуляний, два застолья в набитом под завязку ресторане слились у меня в одно сплошное, даже не знаю, как это назвать. Но однозначно за эти четверо суток я спал, наверное, часов три.
Оставшиеся дни Святок в Сосновке мы постарались провести в спокойствии и тишине. Банально хотелось отдохнуть и подготовиться к нашему личному событию — венчанию.
А в последний день Святок приехала матушка Анны, и из Калуги приехала портниха, взявшаяся за пошив свадебного платья.
Негласные правила приличия гласили, что женщина-вдова может выходить повторно замуж только после истечения трех лет своего вдовьего положения. С этим у Анны как раз все в порядке: три года со смерти мужа прошли в конце октября. Неписанные правила поведения, правда, мы нарушили самым наглым образом, вернее даже сказать, просто проигнорировали, не скрывая наши отношения.
Но вот выходить повторно замуж в платье, демонстративно нарушающем традиции, Анна, естественно, не захотела, да это было и просто опасно. Такое нарушение строгих правил этикета гарантированно вызвало бы гнев императора, а оно нам надо?
Поэтому — закрытое платье из светло-серого дорогого шелкового крепа с единственным украшением — рюшем вдоль шлейфа, такие же светло-серые перчатки, скромная, но очень изящная шляпка таких же тонов и скромное украшение из черного жемчуга на шее, так называемые «слезы вдовы». В ушах — простые серебряные, но изящные небольшие серьги в виде двух сердечек. На плечах — пелерина, естественно, светло-серая.
Я буду одет тоже в соответствии с правилами этикета: в черном фраке, однобортном шелковом жилете, брюках-панталонах, заправленных в сапоги, белом воротничке с шейным платком, светло-серых перчатках и цилиндре.