Истошный женский визг вырвал меня из дремоты. Я вскочил, чуть не выронив статуэтку, и второй рукой схватил канделябр с тремя свечами. Убедившись, что за дверью никого нет, я отпер её и выбежал в коридор, пытаясь вычислить местоположение жертвы. Крик повторился, на этот раз он был намного громче и явно доносился с первого этажа. Опасаясь засады на лестнице, я неслышно подкрался к арке, спрятался за углом и, наклонив канделябр, постарался разглядеть злодея, что затаился под ступеньками. Путь был чист, однако случилась неприятность. Одна из свечей выпала и погасла на лету.
Неслышно спускаясь, я то и дело поглядывал наверх, не отвергая возможность нападения с тыла. В коридоре было темно, и на оставшиеся две свечи я едва не молился. Хотел было найти третью, упавшую, и провёл под лестницей несколько секунд, трясясь от страха, но так ничего и не нашёл.
Закрыв за собой двери на лестницу, я оказался в коридоре. Сразу отметил, что парадный вход, ведущий в колючий мрак дождливой осенней ночи, закрыт на засов, также запертой оказалась дверь в библиотеку. Оставалось два варианта: тёмный подвал, где и могла находиться визжащая узница, которую снесли туда после её крика, и маленькая столовая с выходом в кухню, где тот, кто зовёт себя Генри, мог припрятать все ножи, чтобы использовать их в нужный момент. Хотя и возможный тайник в подвале я тоже не мог отрицать, неспроста же он сразу же по прибытию отправился туда под предлогом мнимой проверки.
Сперва я пошёл в столовую, хотел зажечь канделябры на столе, а также разведать обстановку на кухне. Но, как я и догадывался в глубине души, ни одного канделябра там не оказалось. Тогда в ход пошла вторая свеча, которая вполне сносно осветила комнату, поместившись посреди стола. Я же отправился на кухню, где провел с полторы минуты в тщетных поисках любого острого предмета. Вернувшись в столовую, я обомлел — свечи на столе не было.
Осматриваясь и стараясь вглядеться даже в самые тёмные уголки, чтобы убедиться в отсутствии здесь посторонних, я вышел из столовой и закрыл за собой скрипучие двери. Теперь оставался один путь — в подвал. Но дорогу к нему мне перегородил небольшой деревянный сундучок, которого здесь точно не было, когда я проходил через коридор в столовую.
Безусловно, любопытство взяло своё. Выставив канделябр чуть вперёд и постоянно озираясь по сторонам, я начал медленно подступать к сундуку. Огонь свечи пускал свои дрожащие лучи скользить по ступеням, уходящим в подвал, и вся лестница стала отчётливо мне видна, но ни малейшего намёка на чьё-нибудь присутствие на ней не было. Добравшись до сундука, я тяжело вздохнул и откинул деревянную крышку.
Свеча в канделябре осветила до боли знакомую мне статуэтку Аполлона, лежавшую в сундуке. Крик застрял у меня в горле, а мышцы шеи стянуло болезненной судорогой. В ужасе я поднял руку, в которой должна была находиться статуэтка, выступающая моим оружием, но вместо неё я обнаружил толстую, изрядно подтаявшую от теплоты моего тела свечку. Каюсь, что в этот момент мне надоело себя сдерживать, и мой душераздирающий крик с силой вырвался из лёгких, эхом пробежавшись по стенам и скрывшись в подвале. Я отпрянул от сундука, яростно запулив в него последней свечкой, и начал медленно пятиться к парадной двери, а затем, услышав непонятный скрип со стороны подвала, снова закричал и на ощупь бросился к засову, уронив по дороге пустой канделябр.
Дверь поддалась не сразу, и мне стоило огромных усилий выбраться наружу. Оказавшись на улице, я кинулся прочь по размытой дороге, спотыкаясь и падая, но изо всех сил пытаясь не сбавлять темп. Моим спасением стало небольшое цыганское поселение недалеко от поместья. Добрые люди тепло приняли меня, до смерти напуганного.
На следующее утро, когда дождь наконец-то закончился, оставив после себя огромные глубокие лужи, я решил вернуться в поместье, заручившись помощью молодого цыгана Томаса. Тот любезно согласился сопроводить меня за небольшое вознаграждение. Уже у забора мы услышали шум приближающейся кареты.
Генерал Эпил молил меня о прощении за своё опоздание, приравнивая себя к самым ужасным людям нашей современности. На все мои рассказы о мрачном дворецком он лишь пожимал плечами и искренне не понимал, о чём я ему толкую. Со всей серьёзностью Эпил заявлял, что из-за сильного ливня дешёвая карета с прислугой попросту не проехала бы по размытой дороге.
Стоит ли говорить, что никакого сундучка в коридоре мы не обнаружили? А все двери, закрытые мной ночью, оказались распахнуты настежь.
Тогда, оставив цыгана Томаса у дверей, чтобы перегородить путь возможному беглецу, мы с генералом, его кучером и камердинером принялись обыскивать дом, осматривая каждую комнату от кухни, где по злой иронии уже присутствовали все пропавшие ножи, до пустого кабинета наверху. Но ни одного следа загадочного дворецкого так и не было найдено. Ничего не дал и осмотр подвала, этого тёмного и холодного помещения с влажными стенами и капельками воды на потолке. Окончательно убедившись, что посторонних в доме нет, мы материально отблагодарили заскучавшего на крыльце цыгана и принялись завтракать, сделав логичный вывод, что Генри — это не кто иной, как беглый преступник, скрывавшийся в поместье пару ночей, а затем удачно его покинувший. Больше всего генерал Эпил тревожился о сохранности своих ценностей в библиотеке, но ни один из его фолиантов, к счастью, не пропал.