Йойхенен улыбнулся.
— Ну и пусть забирает, я сам ему отдам.
— Йойхенен, ты действительно праведник, но так тоже нельзя. Народ с тобой. Все прекрасно знают, кто такой Йойхенен и кто такой Шимен. За него лишь несколько богачей. Они взбунтовались, считают, ты им мало чести оказываешь. А Шимен хочет совсем отделиться от Маршинова. Я слышала, он дом и синагогу покупает в Стиктине. Стиктинский ребе скончался, а наследника не оставил, вот народ и разбежался. Кредиторы дом купили по дешевке. Шимен только такого случая и ждал.
— Ну и что? Дядя Шимен — первенец, он и должен быть ребе по праву.
— Ты так считаешь? Что ж! Если так, мне больше сказать нечего. Он всех богатых вокруг себя соберет, это он умеет. Только как бы он, не дай Бог, Маршинов не разрушил.
— Мама, ты же знаешь, я за властью не гонюсь.
— А за чем ты гонишься? Я твоя мать, могу сказать тебе правду. Молитвы и учебы маловато, чтобы вести за собой народ Израиля. Двор ребе — это государство, а государством надо управлять. Посмотри на Гур! Гурский ребе — тоже праведник, но у него глаза есть, он каждую мелочь замечает и каждого своего хасида помнит. Денег он якобы тоже не берет и женщин к себе не пускает. А в его дворе все хорошо. Богатые сами дают. Любой ребе — это торговец… Ты, Йойхенен, уж очень от всего отгородился. Пока Шимен был здесь, он собирал на расходы, а пенки для себя снимал. Но теперь, когда его нет, мы остались без гроша. Если народ отучить жертвовать, так он и не будет. Зачем, если все получаешь даром?
— Что они получают? Мама, ты о чем? Я ни от кого ничего не хочу.
— Ничего не хочешь? Ты все постишься, а эти попрошайки жрут, последний кусок у тебя изо рта вырывают. Ешива, хасиды — все есть хотят. Прислуга тоже даром работать не будет. Псалмами ни рыбнику, ни мяснику не заплатишь!
И Иска-Темерл стукнула кулаком по столу.
2
Год выдался неурожайный. В поместье Калмана жнецы работали на скудных полях, срезали ломкие, сухие колосья. Зерно высыпалось, прежде чем начинали молотить. Калман терпел убытки. Плата работникам превышала доход, а надо было еще платить князю за аренду и налоги вдобавок. Картошка уродилась слишком мелкая. Трава пожухла, потому что несколько недель кряду не было дождя и на зиму не смогли заготовить сена. Крестьяне по дешевке продавали скотину. Обычно в конце лета перед водяной мельницей Майера-Йоэла стояли десятки телег, мужики ждали сутками, чтобы смолоть зерно, но в этот раз молоть было нечего. Бабы перестали покупать в Ямполе селедку, ткани, подошвы для лаптей, сарафаны и даже керосин и соль. По вечерам сидели в темноте или жгли лучину. В хатах много о чем говорили в тот год. Старики рассказывали, что где-то видели, как по небу летела ведьма на горящем помеле, а за ней неслись три огненных козла. Какая-то баба встретила в лесу антихриста с хвостом и рогами. В деревне под названием Липск прошел дождь из лягушек и червей. Молодые крестьяне во всем обвиняли евреев. Откуда же взяться урожаю, если евреи выпивают из земли все соки, вытягивают из деревьев терпентин, вырубают леса, загрязняют воздух дымом печей для обжига извести?
Калман выписал из Германии молотилки. Он жил в графском замке с непослушным сыном, молодой женой и ее черноглазым, кудрявым любовником. Клара потеряла последний стыд. В самый разгар жатвы она совершала конные прогулки со своим протеже, студентом Ципкиным. В костюме амазонки, помахивая кнутом, она уносилась с посторонним мужчиной в густой лес, где пещеры и болота. Крестьяне говорили открыто: разве что-нибудь удержит такую тварь от греха с приезжим? Видели даже, как они купались в лесной речке, он — в подштанниках, она — в рубашке. Мужики презрительно сплевывали сквозь зубы, бабы повторяли:
— Еще бы, молодой-то жеребец получше старого мерина…
До Калмана доходили и порицания крестьян, и злословие евреев, да и сам он что-то подозревал. Калман снова и снова предупреждал Клару, что из такого поведения не выйдет ничего хорошего и что его терпение скоро лопнет, но Клара только смеялась. Что за глупости он вбил себе в голову? Ей хватает и одного мужа, плевать ей на этого Ципкина. Она ездит верхом? А что такого? Это полезно для здоровья. Купается? А чем еще заниматься в такую жару? Сидеть в ватных штанах на печке? Клара — не какая-нибудь Трайна-Пеша из Ямполя, она современная, светская женщина. Богу — богово, а человеку — человеково. Она ссужает Калману деньги, чтобы он построил синагогу и микву. Чего ему еще надо? Ципкин Сашу, можно сказать, спас. Теперь ребенка не узнать. Ципкин дал ему больше, чем все остальные учителя, вместе взятые. За какие-то две недели Саша стал гораздо спокойнее, целует папе с мамой ручку, ничего не поджигает, не дерется с гувернанткой. Ципкин — настоящий педагог. Хорошо было бы, если бы он тут остался! Но после праздника он должен уехать. Он ведь студент университета. Зачем же Калман ее поедом ест? Разве она, Клара, виновата, что у людей слишком длинные языки? Кого угодно оговорят, даже раввина оклеветали…