— Я этой бабе шею сверну когда-нибудь.
— Здорово было бы.
— А что ты мне за это? Поцелуешь?
— Тысячу раз. Только полиция придет и тебя арестует.
— Я ждать не буду, пока придет. В крестики-нолики сыграем?
— Давай.
— Но сначала стихотворение расскажи. Ты у меня образованная будешь.
Кася начала читать наизусть, и Люциан перестал жевать. Он застыл с ложкой в руке и внимательно слушал. Какая она красавица! Как благородно волосы спадают на плечи! Высокий лоб, голубые глаза, а какая белая кожа! Мрамор, нет, в тысячу раз белее мрамора. Или алебастр? Не найти в природе такой белизны. А какой необычный изгиб губ! Была бы она старше хоть года на два-три. За одну ее улыбку убить готов эту Лысакову, и глазом бы не моргнул.
— Ну что, знаю стихотворение?
— Знаешь. И я тебя люблю.
— Я тоже тебя люблю.
— И как же?
— Ужасно люблю.
— Помнишь, ты говорила, когда маленькая была, что замуж за меня выйдешь?
— Еще бы. Прекрасно помню.
— Ладно, давай в крестики-нолики сыграем. Сейчас доску и мел принесу. Для тебя — что угодно.
И Люциан поставил на залатанную скатерть тарелку с недоеденной кашей и печенкой.
3
Он принес доску и кусочек мела, начертил две линии вдоль и две поперек. Люциан ставил крестик, а Кася — нолик. Кто первый ставил три в ряд, тот выигрывал. Это всегда был Люциан. Кася притворялась обиженной, капризничала для вида. Люциан смотрел на нее и удивлялся: «Как у Антека могла родиться такая дочь, что за кровь течет в ее жилах? Все перемешалось, мир — огромный котел, а Бог — повар. Он мешает в котле половником, и происходят войны, восстания, переселения народов. А потом Он сеет… Какими глупостями у меня голова забита! Все, сейчас или никогда». Люциан встал.
— Кася, я должен тебе кое-что сказать.
— Что?
— Я ухожу. Надолго.
— Куда уходишь?
— Так надо. В другую страну поеду. Давно бы уехал, если бы не ты. Ты еще маленькая, но я буду говорить с тобой, как со взрослой. Ты ведь все понимаешь.
— Да. Говори.
— Я люблю тебя. Понимаешь, что это значит?
— Да.
— Люблю, но ты еще ребенок. Я тут годы провел в темноте, больше мне не выдержать. Твоя мама очень добрая, она спасла мне жизнь, но я не могу с ней оставаться. Она прекрасный человек, но это не может длиться до бесконечности. Не жизнь, а летаргический сон. Знаешь, что это такое? Не жизнь и не смерть. Бывает, похоронят такого, а он просыпается в могиле. Однажды раскопали покойника, а у него все пальцы сломаны. Пытался выбраться из гроба. Понимаешь, о чем я?
— Понимаю.
— Твоей маме я не могу этого сказать. Не переношу слез. Сегодня ночью я уйду.
— Куда?
— В другую страну.
— Где эта другая страна?
— По ту сторону границы.
— У тебя деньги есть?
— Один грош. Но у меня дорогой крестик на шее. Скажи маме, всегда буду ее добром поминать. Как смогу, напишу. Если будут деньги, буду присылать. А через пару лет вернусь, и мы с тобой поженимся.
— Ага.
— Будешь меня ждать?
— Буду.
— Долго?
— Сто лет.
— Столько не придется. А ты ведь еще совсем маленькая. Вдруг меня забудешь?
— Никогда не забуду.
— Ладно, пора. Маме ничего не рассказывай. Просто скажи, я ушел, а куда не знаешь. Подождешь три дня, тогда скажешь правду. Понятно?
— Да. Сегодня вторник. Значит, в пятницу.
— Правильно. И что мы с тобой поженимся, тоже не говори.
— Не скажу.
— Знаешь почему?
— Знаю.
— Через пару лет ты уже будешь взрослой, а я буду еще не стар. Молись за меня. Каждый вечер, когда читаешь «Отче наш», упоминай мое имя. Говори: «Отец наш небесный, смилуйся над Своим сыном Люцианом и его заблудшей душой». Может, письмо задержится, всякое бывает, ты все равно верь. Будь терпелива. А если захотят тебя замуж выдать, отвечай «Нет!».
— Ага.
— Хотел тебе подарить что-нибудь, но ничего не смог купить. Вот, возьми на память. Это мой последний грош. Не потеряй!
— Да ты что!
— Каждый день по букварю занимайся. Если вдруг выпадет случай попасть в школу, иди непременно. Если нет, хотя бы буквы не забудь.
— Не забуду.
— Ну, кажется, все. Пойду манатки собирать.