Азриэл давно не был на Дзикой. Здесь было шумно, сновали туда-сюда прохожие, на тротуарах стояли молодые оборванцы, перекрикивались, мусоля губами окурки. По булыжной мостовой грохотали тяжело нагруженные платформы. У ворот стояли торговки, продавали пироги и бублики, печеные яблоки, горох и бобы, халву и лакрицу. Разносчики тащили полные корзины, толкали тележки. Азриэл еще застал время, когда это был очень спокойный, тихий квартал. А теперь — вывеска над каждой дверью, из окон доносится стрекот швейных машин и ткацких станков. На Геншей в дверях лавок стояли приказчики, зазывали покупателей. Повсюду гостиницы, рестораны, столовые. Прошел интеллигент — волосы до плеч, широкополая шляпа, на шее черный платок вместо галстука. Учитель древнееврейского? Или революционер? Есть среди них молодые люди, которые, несмотря на правила конспирации, одеваются как хотят. Где-то недалеко от Дворца Красинских у них что-то наподобие биржи. У ворот Азриэл в последний раз обернулся посмотреть, не следят ли за ним, и стремительно вошел во двор, словно бросился в холодную воду. «Ну, будь что будет. — В нем снова проснулся фаталист. — Жаль, цианистого калия не захватил. Если арестуют, отравился бы…» Азриэл понимал, что вторая мысль не согласуется с первой, но так уж устроен человеческий мозг: противоречия ему не страшны…
Он медленно пересек двор. Сглупил, надо было захватить с собой медицинский халат. Если что, сказал бы, что идет к больному. Хотя к какому больному, куда?.. В правом углу, на первом этаже, была хасидская молельня. Из открытых окон доносились слова Торы. В щели между занавесками Азриэл разглядел бледное лицо, ермолку, карниз ковчега, огонек поминальной свечи. «А вот зайду туда и останусь, — мелькнула мысль. — У меня двести рублей с собой. Года на полтора хватит. Когда-то здесь, в Варшаве, на два рубля в неделю жил. Еще часы можно продать…» Фантазия разыгралась. Сначала Ольга будет его искать, но рано или поздно перестанет. Миреле уедет за границу и без его помощи. Ольга может остаться в Топольке, Зина где-нибудь найдет место. Только Шайндл и Мишу жалко. Шайндл, конечно, отправят в еврейскую лечебницу. Миша, наверно, остался бы с Ольгой, она к нему очень привязана. Или его мог бы взять к себе Майер-Йоэл, или реб Йойхенен… А он, Азриэл, что делал бы? Изучал бы Тору, Вавилонский Талмуд, Иерусалимский, комментарии. Если бежать, то лучше сюда, а не в Топольку. Если религия — опиум, как они говорят, значит, этот сорт опиума отлично подходит еврейской душе. Над этими страницами народ грезил две тысячи лет. И это были прекрасные, благородные грезы, а не кровавые кошмары…
Он увидел номер на двери. Постучался и тотчас услышал шаги. «Кто там?» — спросили из-за двери по-русски. Азриэл ответил паролем, который передала ему Эстер Ройзнер:
— Агент по продаже швейных машинок…
3
Дверь открылась. Смуглая женщина в простом платье без украшений, с черными волосами, заколотыми гребнем, внимательно оглядела Азриэла.