Все, что ты пишешь о Миркине, — это ложь. Я не ревную, и если вы хотите пожениться, желаю счастья вам обоим. Но вела ты себя, как последняя шлюха. Ты пишешь, что он к тебе пальцем не прикоснулся, но я-то помню, как он тебя лапал. Поверь, я не страдаю галлюцинациями. В Монте-Карло ты совсем с цепи сорвалась. Один раз выиграв, ты решила, что сможешь сорвать банк. Миркин стал для тебя настолько своим, что заявлялся к тебе в шлафроке и домашних туфлях. Ты не только доверяла ему интимнейшие подробности, но еще и проклинала меня на чем свет стоит перед ним и его секретарем или прихлебателем. Или скажешь, что я выдумываю? Днем ты ходила с ним на прогулку, ночью, после казино, вы втроем до рассвета играли в карты. А как ты там пила! И неправда, что я показывал тебе свою ненависть или над тобой смеялся. Я слишком дорого заплатил, чтобы не обращать на это внимания, и я был потрясен до глубины души. Уже несколько недель я один, и ты никогда не сможешь себе представить, как мне больно. У меня было достаточно времени подумать, но я до сих пор не понял, что с тобой случилось и почему ты разбила все наши мечты. Ты же просто растоптала их, ты всё смешала с грязью. Когда ты нагулялась, а твой Дон Кихот со своим Санчо Пансой ушли к другой Дульсинее, ты возвратилась в Варшаву. Как ты сама говоришь, ты встретилась там с Миркиным, твой Саша делает карьеру, а я остался в чужом городе буквально без куска хлеба и без крыши над головой. Сам удивляюсь, как я пережил такие испытания и не покончил с собой. Таковы факты. Из-за тебя я лишился всего. Но я не в претензии. Ты такая, как есть, и я сам виноват, что плохо разбираюсь в людях. Об одном тебя прошу: оставь в покое меня и Соню. У нас была не любовь, а животная страсть, и такие отношения раньше или позже неизбежно заканчиваются похмельем. У нас все кончилось слишком быстро. Не буду отрицать, меня все еще влечет к тебе, но я знаю, что наша новая встреча привела бы к еще большему разочарованию. Подозреваю, что в душе ты ненавидишь мужчин, может быть, именно потому, что их любишь… Впрочем, хватит. Прости за все, поцелуй Фелюшу. Я, наверно, скоро переберусь в Америку и там, как говорится, начну с чистого листа, хоть я и потерял всякий вкус к жизни.
Александр
Глава XII
1
Зима прошла. Это была очень тяжелая зима. В Варшаве стояли такие морозы, что у деревьев трескались стволы. В полях озимые замерзали под снегом. Калман Якоби подхватил брюшной тиф и выкарабкался просто чудом. Якоб Данцигер, тесть Ципкина, в конце лета вернулся с курорта бодрый, веселый и располневший. Он готовился стать совладельцем фабрики в Лодзи. Но спустя четыре месяца у него случился сердечный приступ, и через неделю он умер. Его похоронили на Геншей улице, на Первой аллее. Пани Роза овдовела. Сабина, брошенная мужем, стала одеваться в черное и закрывать лицо вуалью. Фирма перешла к Здзиславу.
Умерла той зимой и жена пана Валленберга, пани Матильда. Ее положили на операцию по удалению камней, и она не очнулась от наркоза. Пани Матильду похоронили на Повонзках в семейном склепе Валленбергов. Пан Валленберг заказал надгробие знаменитому польскому скульптору и сам подал идею: на постаменте должен стоять ангел с лицом Матильды. Монумент обошелся в десять тысяч рублей.
И вот наступила весна. Побежали в Вислу веселые ручьи, начала высыхать грязь на улицах. Во всех синагогах читали поминальную молитву: много людей погибло зимой от тифа, воспаления легких, ангины и других болезней. В костелах матери, жены и сестры зажигали свечи в память об умерших родственниках. Весна выдалась ранняя, март стоял теплый. В еврейских пекарнях месили тесто для мацы. К реб Менахему-Мендлу шли продавать квасное. Он уже так плохо видел, что не мог без помощника написать расписку. Перед христианской Пасхой священник ходил по домам своей паствы, освящал куличи, а за ним следовала целая толпа дворников и благочестивых женщин.