— А говорила, что ничего светлого в жизни не видела, — напомнил Иван.
— Правду сказала. Веселуха разной случается, моя — горькой была, со зла.
— А зачем отдалась пьяному?
— Дурак ты, что ли? Любила я его. Пьяный? Он трезвым не был никогда. Разве вот только теперь?
— Сумел бросить?
— Какое мне дело до него нынче? Забыла, вырвала из души. Жила как хотела. Стольких сменила, другим и не снилось. Бывало, и у моих ног ползали, умоляли. По пьянке встать на задние лапы не могли. И уговаривали недолго. Жалостливая я была, никому не отказывала.
— По таксе работала? — усмехнулся Петухов.
— Вот это ты зря! Я денег не брала ни с кого. В том нет греха. Мужиков имела полный подол, но не стала проституткой. За такое слово любому глотку вырву.
— А родные, семья у тебя есть?
— Ну не из гондона же вытряхнули. Все честь по чести. Отец и мать даже теперь живы и меня иногда вспоминают, навещают, гостинцы приносят. Раньше забирали домой на пару месяцев. Все ждали, когда болезнь отпустит, надеялись из меня человека слепить заново. Да ни хрена не получилось. Приступы участились, и врачи перестали отпускать домой вовсе. Я поняла, здесь моя судьба и смерть. А так надоело жить за решеткой! Если б знал, как просится душа в небо! К голубиной стае. Там мое место, и я все равно улечу с ними.
— Как? — удивился Петухов.
— Просто! Заберусь вот на этот забор, с него на дуб, на самый верх. И там взмахну крыльями!
— Так нет их у тебя!
— Есть. Они спят до поры на спине! Я даже чувствую их. Пыталась однажды улететь, но помешали. И понимаешь, Ваня, я уже приготовилась: набрала полную грудь небесной синевы, закрыла глаза, подняла руки — и вдруг слышу: «Куда намылилась, дурная транда?» А я уже приготовилась к прыжку с крыши нашего дома. С двенадцатого этажа. Там внизу на зеленой лужайке ворковали голуби. Я не стала б лишней среди них.
— Ирина, чем тебя обидели люди? Неужели из-за одного гада возненавидела всех?
— Ванюшка, какой чудной! Ты, наверное, вспоминать будешь, когда я улечу? А знаешь, если ты вынесешь кусочек хлеба, наверное, став голубкой, возьму у тебя с руки. Чего тебя бояться? Да и ты не прогонишь, узнаешь меня в птице.
— Нет, Ирина! Не надо, не улетай! Живи человеческой жизнью! — испугался Петухов, на минуту представив, что станет с бабой, сигани она с высоты.
— Доктор, а на что мне земля и люди? Здесь все знаю. Тут смех вперемешку с горем, любовь с грязью, радость с бедой перемешались. Нет покоя, нет чистого облака и мечты. Люди всюду влезут и помешают, истопчут, изомнут и заплюют даже святое. Не хочу, не могу больше так жить. Меня нельзя связывать и держать в клетке. Я птица! Я вольная, сильная птица! Хочу в свою стаю! Я случайно отстала от своих, мне пора вернуться, меня ждут. Здесь все чужое. Мне все надоели!
Начинался очередной приступ. Иван сам сделал укол Ирине, уговорил ее прилечь, дождаться своих голубей, чтоб снова не заблудиться среди чужих.
Ирина заснула. А главврач, глянув на Петухова, сказал тихо:
— Запомните, коллега! Наши больные особые. Они как дети. Их обидела судьба. Потому нужно иметь много добра в душе, чтоб работать с ними. Помните, наши стулья всегда придвинуты спинками к стене не случайно. Потому что любят нас в лицо, а в приступах нападают сзади, со спины. И последствия могут быть всякими. Гарантий нет ни у кого. И прошу тебя, Ванюша, никогда не расслабляйся на работе и не забывай о своей безопасности. Сам понимаешь, с наших больных спроса нет…
— Это верно, каждый день — напряжение. Никогда не знаем, какие сюрпризы приготовят больные к следующей смене. Конечно, предусмотреть заранее ничего нельзя. Со своим коллективом медиков надо жить дружно. Иначе невозможно, — вставила слово старшая медсестра Светлана. Ее в больнице любили за то, что делала она уколы быстро и безболезненно.
Светлана работала здесь дольше всех, хорошо знала не только больных, а и медперсонал. Но умела держать язык за зубами. Никогда не сплетничала ни о ком, потому врачи ценили в ней человека и медсестру. Больные искренне любили ее. А свои, медики, спокойно говорили при ней даже об очень личном, зная, что из Светланы калеными клещами не вырвать услышанное. Но тут и она заговорила:
— Я в этой больнице уже много лет проработала. Чего только не видела. Разное случалось. Одно скажу, легко работали, когда друг с другом считались и уважали, дружили. Иначе нельзя. У нас работа и сами условия особые. Так что новому врачу нужно побыстрее освоиться, привыкнуть к нам и…
— Люди! Скорее на помощь! Валька, больная из седьмой палаты, на Любу-санитарку напала! — крикнула в дверь Ксения.