Мы все отрицали. Главврач боялся проверок. Ведь если б у нее при проверке обнаружили газеты, нас бы всех пересажали и отправили на Колыму. А если б узнали, что ранним утром и ночью выводим на прогулку, да еще подкармливаем домашним, чаще других даем возможность помыться, нас просто перестреляли б как пособников контры. Так тогда называли всех неугодных. Но… стране потребовались мозги. Капиталисты обскакали нас в ядерной физике, и тут к нам звонок поступил: «Жива ли ученая?» А голос от страха, слышим, срывается. Ответили, мол, кажется, еще жива. Ну а что ей сделается? Врать не стану, не из патриотизма сберегли человека. Запала она нам в души. Умница, тактичная, воспитанная, яркая личность. Никто из нас не отважился приблизиться к ней хотя бы на шаг. Мы смотрели на это создание ровно на неземной цветок, на яркую звезду, какую нельзя трогать руками, и боготворили онемело. Но… Вскоре за ней приехали и увезли от нас. Честно говоря, мы такое предполагали в глубине души. Почти пять лет пробыла она у нас. Когда увозили, мы чуть не плакали. Вспомнили ночи, проведенные за разговорами. Мы восторгались умом, четкой логикой человека. Она лишь перед отъездом поняла, как стала дорога каждому. И на прощание, в благодарность и награду, расцеловала нас открыто. Как мы были счастливы в тот миг! Потом читали о ней в газетах, она стала звездой первой величины в науке. А мы молча радовались, что сумели сберечь эту жизнь. И кто знает, чем еще удивят нас нынешние больные? Ведь всякое случается. А потому ничто не исключено и нынче…
— Ну, привет! Я приехал, как обещал! Не отправил Верку домой? — В кабинет вошел Леонид Петрович и, поздоровавшись с Петуховым, добавил: — Ну что? Сейчас мне Верку забирать или посмотришь с неделю?
— На что смотреть, Лень? Ты б лучше ее братца зажал в углу хорошенько и вломил в ноздри, чтоб пар пошел!
— Ты это о ком? У нее родного брата нет!
— А Толик?
— Он от другой матери. Вдобавок как он мог натянуть, коли не способен?
— Лёнь, мне Вера рассказала, что именно Толик ее изнасиловал, а потом имел каждую ночь. Грозил убить, если расскажет кому-нибудь правду.
— Юр, мне она точно такое наплела об Илье, соседском мальчишке. Сунулся я к нему с кулаками, а он хохочет, мол, Верка до него уже с косой десяток пацанов познала. И назвал каждого. Я к ним. Они и того хуже подноготную вывернули. Короче, дернул за нитку, на свою голову, клубок и завертелся…
— Вот и она мне сказала, что Толян — основной виновник бедствий. Другим уже с отчаяния отдалась, чтоб не обидно было выслушивать оскорбления, — сказал Бронников.
— Ну и негодяйка! Дрянь, не девка! Такую и живьем закопать не жаль! — возмущался Сидоров.
— С чего зашелся?
— Натрепалась она тебе, набрехала с короб! Я тебе, как мужику, правду скажу. Толяну еще в семь лет сделали операцию по удалению гланд. Замучила ангина ребенка. Дважды чуть не задушила. Но во время операции задели нервные окончания, и мальчишка с того времени остался полным импотентом. Даже если б он очень хотел девчонку, у него ничего не получится. Естественно, виноват врач. Но родители себе простить не могут, что отдали ребенка на операцию. Лишили его многих радостей, и прежде всего возможности иметь детей. Так что о чем ты говоришь?.. Если б Толик был мужчиной, в семье все было б иначе. Он сам в Чечню поехал, напросился. И все мы поняли, почему гуда поехал. Желание жить потерял. Толян терпимо относился к Верке. А перед отъездом в Грозный сказал ей: «Давай, сеструха! За меня и за себя трахайся. Чтоб перед смертью не жалела о недоборе. Хватай от жизни все. Она хороша, покуда можешь взять свое и получить кайф. Когда его не можешь поймать, жизнь неинтересна! Не упускай ничего! Жизнь слишком коротка. Она как детский сон, оборванный операцией».
И уехал… Уже полгода прошло. Он жив, и от него приходят письма. Передает приветы Верке. Она никогда его не ругала. Я даже не предполагал, что мальчишку вот так подставит. Если б он был мужчиной, в семье не прижилось бы горе!
— Кому верить? Та голосила изнасилованной телухой. Ты совсем другое говоришь. Что же случилось на самом деле, мне некогда разбираться. Она вон и Петухову чуть яйца не вырвала. Кинулась на Ивана рысью, еле оторвали…
Врач сидел напротив, краснея до макушки.
— Прости, Иван, это моя племянница. Больная она. Но как вылечить, кто поможет, ума не приложу. У меня в морге всех покойников понасиловала.
У Петухова от услышанного волосы дыбом встали, и он сказал заикаясь:
— А я только хотел предложить вам вылечить эту женщину моргом. Оказывается, не подействовало на нее?