Вот и война кончилась, вот и мирные годы идут чередой, а сноха с ребенком по-прежнему живет рядом с Брохой.
«Жалко бедняжку, — не раз задумывалась Броха о судьбе Эстер, — в одиночестве проходят ее лучшие годы, и нет им возврата. До каких же это пор жить ей безутешной вдовой?»
Так думала Броха, и все же ее радовало, что сноха так привязана к ней, что свято чтит она память мужа и что никто другой не тронул ее вдовьего сердца. Броха чувствовала: Эстер все еще верит, что муж ее жив и вернется домой рано или поздно.
Но сегодня другие мысли лезут в голову старой Брохе — мысли о том, что Эстер потеряла эту веру и что только она одна, старая мать, все старается себя убедить, — мол, вернется еще в ее дом счастье вместе с вестью от горячо любимого сына.
Бесшумно открылась дверь, и в комнату проскользнул внук Брохи Семка — смуглый, остроносый мальчонка с длинными худыми руками и озорными глазенками.
— Поди, поди сюда, мой мальчик, — позвала его Броха, — где это ты был, мой ненаглядный?
Но Семка не ответил — как завороженный смотрел он на тихо мерцавшие свечи, не в силах отвести восхищенных глаз.
— Бабушка, зачем ты свечи зажгла? — спросил он Броху.
— Сегодня годовщина смерти твоего папы. У нас в обычае зажигать свечи, чтобы помянуть покойника, — серьезно, как взрослому, объяснила Броха.
Семка был не по летам понятливым мальчиком.
— Так ведь свечи скоро погаснут. Что же, погаснут они и мы забудем папу? Нет, надо придумать что-нибудь другое, что бы всегда напоминало о нем.
— Ну, а что бы ты придумал, мой мальчик? — спросила Броха, поднимаясь со скамейки. — Самое главное — не забывай своего папу, помни его всегда.
Брохе хотелось излить перед внуком душу, пожаловаться ему — обидно ей, горько, что его мать в этот поминальный вечер не нашла свободной минутки, чтобы зайти к бабушке и вместе с ней помянуть отца.
Броха подошла к стоящему посреди комнаты внуку, взяла его за руку и подвела к комоду, на котором стояли поминальные свечи, а рядом с ними — фотография Вениамина, присланная им с фронта незадолго до гибели.
Мальчик, как и каждый раз, когда бывал в комнате бабушки, жадным, пристальным взглядом уставился на карточку.
— Правда, бабушка, я похож на папу? — спросил он.
— Правда, родной мой, правда, — ответила Броха, погладив внука по голове, — маленьким он был совсем такой, как ты.
— Такой, как я? Правда, бабушка? А когда я вырасту, я тоже буду таким, как папа?
— Если будешь хорошим.
— А какой он был, мой папа? Расскажи, бабушка. Я так люблю слушать, когда ты говоришь о нем!
— Он был преданным сыном и всегда меня слушался.
— А разве я не слушаюсь мамы?
— Конечно, слушаешься. Только твоя мама…
Семка насторожился, выжидая, что же бабушка скажет о маме. Но Броха сразу умолкла, будто язык прикусила. Она вспомнила, как однажды, не подумав, сказала внуку, что мать приведет к ним в дом другого папу и сделает его, Семку, пасынком. С тех пор внук не дает бабушке покоя, все допытывается, что это значит — пасынок.
Вспомнив это, Броха постаралась замять неприятный разговор.
— А где твоя мама? Разве она забыла, что сегодня годовщина смерти твоего папы? — спросила она внука.
— Мама, кажется, ушла с дядей Меером, я их с раннего утра не видел, — ответил Семка.
— Стало быть, твоя мама с дядей Меером ушла на весь день, а заглянуть на минутку сюда, чтобы папу помянуть, так и не удосужилась, — сказала внуку Броха, и снова острая боль ужалила ее сердце.
— А может, она занята, — попробовал выгородить свою маму Семка.
Но Броха только рукой махнула, пробормотав про себя:
— Занята! Только чем занята…
Печальная стояла она около внука, переводя с него рассеянный взгляд на карточку сына. И тут ей снова бросилось в глаза их поразительное сходство. И на мгновение почудилось Брохе, что не внук, а маленький сын ее Вениамин стоит рядом с ней. И, крепко прижав мальчика к груди, она прошептала:
— Мальчик мой, радость моя единственная!
Но тут же Броха спохватилась, будто очнулась от сладкого несбыточного сна:
— Свечи! Поминальные свечи!
С глубоким вздохом она отошла к окну и вдруг за невысоким плетнем увидела двух военных, подходивших к ее дому.
«Кто бы это мог быть?» — подумала она и быстро вышла на крыльцо.
— Разрешите войти? — предупредил готовый сорваться с ее губ вопрос офицер — белокурый, уже не первой молодости человек с тремя звездочками на погонах.
— Входите, пожалуйста, милости просим, — отозвалась Броха. — А кто вам нужен?