Если выберусь из этого невредимой, пожертвую три пары серебряных колокольчиков. А еще отрез шелка на алтарный покров и свечей белого воска дюжину. Нет, две.
— Мы свернем здесь, — мой палец лег на карту, — заночуем у озера Вивиан. Войдем в Брокадельен здесь, а выйдем вот тут, и будем в Карнальской обители к вечеру третьего дня. Если уцелеем.
Я подняла взгляд и с удивлением заметила растерянность в синих глазах.
— А вы ведь не стараетесь меня напугать… — похоже, он говорил это себе. — Кажется, за двенадцать лет я много позабыл о родине.
— Ничего, — я решительно поднялась, сворачивая карту. — Родина напомнит.
К озеру Вивиан мы выехали почти на закате.
Глава 3
Озеро Вивиан всегда казалось мне парадным серебряным блюдом, в спешке забытым одним из великанов древности. В теплое время года тут было не продохнуть от желающих разжиться волшебным мечом, а заодно и познать сладострастные ласки колдуньи-владычицы. Хотя мне кажется, меч не был первой причиной.
Тот же Яскер не единожды совершал паломничество за вдохновением, отбрехиваясь изумительными видами, чарующим пением лесных птах и прямо-таки очищающим действием местных вод.
Ну, вода, и правда, если пользоваться почаще, имеет столь полезное свойство.
Однако нам, похоже, везло (вот бы и дальше так!), и на берегу было тихо. То ли не доехал никто, то ли разбрелись по кустам: владычицу высматривать.
— Сегодня заночуем здесь, — я захлестнула поводья Лютика вокруг соснового ствола, — а утром двинем в лес. И там будем есть и пить только то, что привезем с собой. Иначе можно остаться в Брокадельене навсегда.
— Нет, дитя.
Тонкая, почти прозрачная в солнечных лучах рука крестного останавливает Жовена, тянущего в рот позднюю чернику. Зеленые, словно молодая листва, глаза смотрят с легким укором на ребенка, который при виде спелой ягоды забыл все недавние наставления.
— А как же лошади?
Вопрос его светлости развеял марево воспоминаний.
— Им можно, — я тряхнула головой, окончательно прогоняя мираж, и опустилась на траву, чтобы стянуть сапоги, — лошади не враги волшебному народу.
— А мы, значит, враги?
В его голосе не было ни фанатичной ярости, ни издевки. Порадовало меня это? Пожалуй, да. Иначе как объяснить, что я не ответила цитатой из «Монструма» о порождениях алкающей бездны, жаждущих извести род человеческий.
Просто посмотрела на синеющую вдали громаду Брокадельена, воспоминания о котором будили во мне одновременно ужас и звенящую тоску, и тихо сказала:
— Мы распахали их земли холодным железом. Вырубили леса и превратили дольмены в часовни. Подчинили своей воле реки. Кто же мы после этого?
Я повернулась к потомку Хлодиона, огнем и сталью завоевавшего вотчину моих предков. Боли уже не было. За прошедшие века ненависть истлела до холодной золы, превратилась в повод для пьяных конфликтов. Один из многих.
— Вы ведь с юга.
Скорее утверждение, чем вопрос — слишком уж характерна моя внешность.
— Из Кэр-Дану.
Это ложь. Дальше от места моего рождения было только море, но земли те изучила хорошо. Возможно, даже лучше родных.
— Мне говорили, — в синих глазах дельфиньей спиной мелькнула грусть, — южане чтут волшебный народ.
— Я, — что-то в его взгляде заставило меня опустить голову и сделать вид, что внимание мое сосредоточено на избавлении от сапог, — как и все подданные Его Величества чту Всеотца и святых учеников его.
— Бросьте, Алана, разве я похож на церковного дознавателя?
— Вы, Дарьен, — ответила я с наилюбезнейшей улыбкой, — и на герцога-то не всегда похожи?
Я ждала шутки, колкости, даже откровенного оскорбления, но его светлость просто посмотрел на меня и совершенно серьезно спросил:
— Почему?
И то ли усталость, то ли непонятная искренность этого «почему», подтолкнула ответить честно.
— Все герцоги, впрочем, как и графы, маркизы, виконты и бароны, с которыми мне доводилось иметь дело, обращались ко мне исключительно «эй ты». И треть, если не половина, пыталась не заплатить, угрожая оружием или виселицей.
Он задумался, провожая взглядом прошмыгнувшую между нами стрекозу.
— Вы позволите личный вопрос?
— Последний, — согласилась я, уверенная, что он опять попытается узнать, кому предназначена обещанная в контракте стипендия.
— Почему вы выбрали такую жизнь, Алана? — в который раз удивил меня его светлость. — Вы умны, образованы…
— Потому что, Дарьен, — я решила избавить его от необходимости сочинять пустые комплименты, — я слишком образована, чтобы стать женой фермера, слишком прагматична, чтобы уповать на чудо удачной партии, не готова запереть себя в келье и не гожусь на роль содержанки. А деньги… Деньги — это власть, свобода, возможность жить, ни перед кем, кроме Всеотца, не отчитываясь. И если я ответила на ваш вопрос, предлагаю заняться ужином. Как вы относитесь к жареной рыбе?