— Кто она? Кто она? — повторял мой воспаленный мозг. Я отчаянно пытался вспомнить. Ее лицо до мельчайших подробностей от мелких веснушек на носу до ямочек на щеках и любимой родинке под правом глазом вспылило в голове. Яркая вспышка и этот образ снова стал ускользать от меня. Я закричал, пытаясь всеми силами удержать его. Темнота обнимала девушку и скрывала точно саваном. Нет, я не имею права забыть ее! Ее звонкий смех, я помню его и как она надувала губы когда ей что—то не нравилось. Как хлопотала на кухне, тогда я хотел помочь, но она ворчала, чтобы я не мешался. А я должен был ей помочь. И со свадьбой. Зачем я притащил ее в эту глушь. Я должен был отговорить ее. Эту прекрасную незнакомку. Незнакомку?
— Алёна! Алёна! — закричал я, вспомнив ее имя, стремясь закрепить его в памяти, но крик мой был беззвучный, он растворился в ночи и только сухие губы повторяли это имя снова и снова. Что—то отбирало ее у меня. Вот я уже не помню как звучит ее смех, вот уже не могу назвать цвет глаз. Жар становился сильней, я терял силы и был беспомощен противостоять этой страшной силе. Мое тело не слушалось. Я хотел пошевелить пальцем, но ничего не произошло. Я был словно прибит к кровати. Мое тело точно было приковано к постели невидимыми цепями. Я в ужасе открыл глаза и увидел свое отражение. Перекошенное от ужаса лицо, не способное издать не единого звука. Глазные яблоки, что бешено вращаются в черепной коробке. Зрачок, что превратился в точку. Я отражался в черных словно ночь глазах существа. Я в ужасе стал разглядывать его, неспособный более ни на что. Иссохшая женщина с неестественно огромными черными глазами без белков, с отсутствующими ресницами, вся высушенная и похожая на мумию в старом потрепанном древнерусском платье. На голове высокий головной убор, по—моему, красного цвета, ведь он был такой старый и запыленной, что разглядеть точно цвет было невозможно. Когда—то он весь был украшен бусинами жемчуга и драгоценным камнями, но сейчас камни отвалились и дыры зияли в узоре. Неестественно длинными пальцами c когтями точно у зверя, которыми она перебирала что—то в воздухе у моего носа. Приглядевшись, я разглядел нити, что тянулись из моей головы к этим пальцам. Она наматывала эти нити на них точно на прялку и что—то шептала своим почти безгубым ртом.
Я лежал на кровати в избе Нади и Коли. Она казалась такой обычной и неизменной. Все было слишком обычно кроме этого потустороннего существа, нависшего в воздухе надо мной. Я хотел закричать, позвать кого—то на помощь, но губы не слушались, ни один мускул не дернулся на моем лице. Первобытный ужас сковал меня. Она парила надо мной и шептала свой проклятый заговор, методично наматывая нити на свои пальцы.
Мне не было больно, казалось, я все еще сплю и все это происходит не по-настоящему, но она точно была перед мной. Ее длинные грязные спутанные волосы развевались, и парили в воздухе точно она была в воде. Периферическим зрением я заметил какие—то тени, стоящие у моей кровати, они прятались и испуганно выглядывали из ее волос. Или все это мне показалось? Эти неестественно огромные черные глаза, настолько большие что я мог разглядеть себя в них, неживые, завораживающие.
— Кикимора, — прошептал я и удивился что это имя я смог произнести. Она расхохоталась высоким, скрипучим смехом и прикоснулась пальцем с длинным изогнутым ногтем к моему лбу. Я погрузился в темноту и повторял только одно имя: Алёна, Алёна, Алёна. Я не должен ни в коем случае забыть ее.
Утром я открыл глаза, меня трясло от температуры, мутило. В голове все перепуталось. Я вспомнил что вчера должен был уехать из деревни, но заболел и слег с температурой. Хорошо хоть хозяева позаботились обо мне. Наверное, я так напугал их. Я попытался встать, но бессильно упал на кровать, задел салфетку на тумбочке и блокнот c настольной лампой с грохотом упали на пол. Ежедневник открылся на пустой странице со смешно нарисованным петушком. Я вспомнил что я нарисовал это нелепое существо. Какой смешной, да уж, художник точно не моя профессия. А ведь кто—то тоже смеялся над этим петушком. Почему я нарисовал его? Я так и не понял невесте он понравился или нет. Почему я об этом подумал? Невесте? Чьей невесте? Точно не моей. В голове возник образ грустной сероглазой девушки. Подождите, я нарисовал эту птицу на последней странице, значит уже когда прибыл в деревню. Значит, все—таки эта девушка была со мной.
На шум прибежала старушка.
— Все нормально, Сашка? Как сам? Стало полегче? Ты нас так напугал вчера.
Я попытался ей ответить, но прохрипел только что—то невразумительное в ответ.
— Федор чуть позже приедет с фельдшером. Потерпи. Он вчера вечером тебя привез, не смог увезти на станцию. Ты серьезно заболел, заявился к нему, на станцию говорил нужно и все тут.