Она сидела прямо на cнегу, привязанная к дереву. Ее тело выглядело таким хрупким и миниатюрным в роскошном пышном сарафане, расшитом серебряными нитями. Юбка полукругом лежала на снегу. Она точно спала. Только морозное дыхание облачком не расходилось от ее рта и носа. Когда—то румяные щеки были покрыты белым инеем, как и некогда роскошные черные ресницы, что сейчас превратились в белоснежные. Приглядевшись, я решил что она обратилась в мраморную статую. Ее лицо было спокойным и прекрасным.
— Алёна, — прошептал я ее имя, наконец вспомнив ее, мою невесту. Я прикоснулся к ней и ощутил на кончиках пальцев лед. Я аккуратно тряхнул ее за плечи. Ее голова в кокошнике неестественно откинулась назад. Она была мертва. Страх проник в каждую клеточку моего организма и сковал меня. Я не мог кричать, я оцепенел. Моя любимая, моя дорогая Алёна замёрзла насмерть в этой проклятой богом тайге! Ноги подкосились, и я упал на холодный снег. Таращился на эту ужасающую, но в то же время торжественно прекрасную картину. Я хотел зарыдать, но слезы не появились, их не было. Я оцепенел.
Наконец, мне удалось справиться с чувствами, очнутся и осознать весь ужас происходящего. Я закричал от ужаса, громко и пронзительно и побежал. Я должен был добраться до полицейского участка. Я угоню этот чертов грузовик, если надо буду пешком идти до станции. Сделаю все, чтобы наказать их. Это они, точно они убили бедную Алёна. Мою Алёна.
Я выбежал из леса и оказался перед домом Нади и Коли. Именно они в первую очередь виноваты в этом! Они погубили ее!
Разъяренный я вбежал в дом, где у обеденного стола молодая девушка сервировала тарелки. Она подняла голову и улыбнулась, заметив меня.
— Ты куда убежал? Я беспокоилась.
— Кто ты? Где старики? — закричал я.
— Ты о чем? Здесь только мы.
В избу вошел незнакомый мне молодой человек. Мой ровесник. Я удивился пуще прежнего.
— А ты еще кто такой? Надя не говорила что у них есть дети и что вообще в этой избе еще кто—то живет.
Мужчина покачал головой и проигнорировал мой вопрос, высыпал дрова в поленницу рядом с печью. И тут я заметил тонкий шрам в виде полумесяца на правой щеке. Такой же, как у старика, мужа Нади. Я вгляделся в лицо женщины, на меня смотрели ее насмешливые серо—зеленые глаза. Она была одета в то серое платье на пуговицах, что, как я отметил ранее, было ей не по возрасту. Я издал крик удивления.
— Саша, да что с тобой? — спросила она и я отчетливо понял что слышу голос Нади, только звонкий, такой, что старость еще не успела затронуть.
— Я нашел Алёна! Вы убили ее! Принесли в жертву!
Мне снова стало плохо. Я обхватил голову руками и рухнул точно подкошенный на пол. Надя с мужем беспокойно переглянулись.
— Саша, что ты несешь. Я в сотый раз повторяю. Ты один приехал. А мы с Колей поселились тут на время, чтобы отдохнуть от городской суеты.
— Да что ты с ним возишься, Надя! — рассердился Коля, — Бредит. Свалился нам на голову, следи за ним теперь. Ну уж нет. Пускай Федор отвезет его в больницу, ему явно нужен уход. Мы тут явно не поможем, нужны профессионалы.
— Он болеет, Коля! Температура. Ему будет тяжело добраться до больницы.
— Для больного уж слишком шустро он бегает! — зашипел в ответ Коля.
— Не смей! Не смей звать Федора! — закричал я и стал пятиться на четвереньках прочь от них.
— На, попей травяного отвара, отпустит, раньше помогало,— Надя протянула мне кружку, запах трав стал забираться в ноздри, проникать в мозг, успокаивать.
Голос Нади убаюкивал меня. Я внял ему и веки мои потяжелели, нет, я не должен вестись на это. Не снова! Я откинул кружку от cебя, приятно пахучая жидкость разлилась по дощатому полу. Я вдохнул этот сладкий до тошноты аромат.
Вспышка очередной боли в голове и я все вспомнил. Вспомнил нашу жизнь с Алёной, все до мельчайших деталей. Как я был счастлив. Это я обрек ее на погибель. Это я заставил ее поехать с мной. Если бы не я, мы бы уже сыграли свадьбу и отправились б в свадебное путешествие. Я вспомнил ее заледеневшее лицо с белыми от инея длинными ресницами и белоснежными волосами, что когда—то были каштановыми. Как я любил гладить эти шелковистые волосы. А теперь ее забрали от меня. Я ничего не сделал, не помешал им. Я точно сам принес ее в жертву их сумасшедшему богу.