кажется этот тип.
— Мне не нашлось места в общежитие, а снимать жилище дороговато. Да и что тут ехать,
всего-то два часа на общественном транспорте, а на личном еще быстрее.
Я хмыкаю. Все с ним ясно. Пожимаю плечами и протягиваю руку для рукопожатия. Парень
пожимает мою ладонь в ответ. Узнаю его имя — он Джеральд. У него орехового цвета волосы,
приятная внешность, да и вообще, по-моему, он очень дружелюбный. И уже идя по дороге, он
крикнул мне:
— Думаю, тебе не стоит игнорировать Кристи, она старается для тебя и волнуется за тебя.
Подумай и о её чувствах.
И вот снова мне говорят, что я эгоистична. Наверное, так и есть. Я вредный и никого не
слушающийся подросток, я просто чудовище, которое заставляет всех плясать под свою дудку. Ну
и пусть. Я просто хочу быть живой.
Прежде чем уйти в свою комнату, я еще раз смотрю на свою сестру. Мама сидит рядом с
ней, телевизор включен, но очень тихо, на полу стоит тазик. Папа заваривает чай для себя и мамы.
Снова вспоминаю Джеральда; чего только люди не расскажут другим, когда они пьяны. Что же
еще Кристи взболтнула ему?
А ночью мне не спалось, потому я сидела на лестнице, свесив ноги между перил. Моё место
было очень удачным, потому что из другой комнаты меня нельзя было ни за что разглядеть. И я
слушала, о чем разговаривают родители. Они говорили о жизни и о смерти, о древней бесславной
войне с раком, о лекарствах, о диетах и, конечно, о моем поведении.
— Оливия, она совершенно выбилась из рук, — вздыхал папа.
— Лип, — ласково произнесла она. Я не могла назвать своего отца вот так просто «Лип»,
ведь он мой отец, и он старше меня. — Мне кажется, что стоит ей позволить делать, что хочет,
лишь бы это не было что-то криминальное. Посмотри на неё, она хочется задержать мгновение и
остаться здесь, наслаждаясь жизнью. Но время идет, и её время кончается. Разве ты не был
бунтарем, когда был подростком?
Но дальше я ничего не слышала, а выглянув, видела, как мама гладит папу по руке, а он
ласково теребит её волосы. За свои двадцать с хвостиком лет своей жизни они все так же любят
друг друга. Как бы я хотела, чтобы меня когда-нибудь кто-нибудь полюбил также сильно, как
любят друг друга мои родители. У меня в груди все сжимается от одной только мысли, как они
будут горевать по мне. И мне становится очень больно и стыдно за то, что я к ним отношусь не
уважительно.
Сборы в Глазго были почти неделю. Сначала первые пару дней я никому ничего не
говорила, ждала, пока они остынут и успокоятся. А затем рассказала и мне разрешили поехать.
Врачи тоже дали добро на нашу поездку с Ив: ни ей, ни мне полет в самолете не мог никак
повредить, только если нагнать на нас усталость.
Сколько бы раз я не пыталась начать разговор с Кристи, она меня не слушала: просто
переводила тему, говорила, чтобы я забыла об этом, что это все ничего. Она была очень странной,
задумчивой и рассеянной, у неё быстро менялось настроение — как и у меня — она была то
грустной, то веселой. Я бы хотела пошутить по поводу «влюбилась», но, похоже, мои догадки
оказались правдой, потому что в один из дней я заметила, как сестра — вся нарядная и радостная
— уходит вечером из дома. Проследив за ней, я увидела, что на перекрестке ёё ждал Джеральд.
Они поздоровались друг с другом и куда-то пошли, разговаривая.
Когда я умру, никто не останется один на один с его горем. Родители будут друг у друга, у
сестры и подруги — парни. И я думаю, что это самая приятна новость за все время, даже намного
приятнее, чем месть.
Компания «Фабрика Желаний» оплатила нам с Ив билеты на самолет туда и обратно,
гостиницу и даже экскурсионную поездку. Желание потратила Ив. Чтобы хоть как-то её
порадовать еще больше, я надела платье, которое купила еще с Лондон. И первая фраза девушки,
когда она меня увидела, была: «Ты что, научилась хорошо одеваться?». И мы смеялись. Лорен,
кстати, одобрила мою поездку тоже.
Не знаю, сколько по времени мы летели из Калифорнии в Шотландию, но достаточно долго.
Я сбилась со счета. А еще я постоянно хваталась за ручки кресел, когда мимолетом смотрела в
окно — я боюсь высоты. Мир кажется таким маленьким и игрушечным с высоты птичьего полета,
словно детали для конструктора «Лего». Взять бы пальцами эти крошечные деревья, дома, машины
и людей в них и играть с их жизнями.
Мы смотрели фильм на планшете у Ив, затем болтали и дремали. Полет был очень
сложным. А из-за смены поясов я устала быстрее, чем положено по времени. В нашу гостиницу мы
прибыли в восемь вечера по времени в Глазго. У нас был не очень большой номер, но довольно
просторный. Ив и её мама спали в одной комнате, а я в другой. А какой потрясающий вид был из
окна! Так бы и любовалась им вечно!
Чтобы хоть как-то проснуться и оживиться, я приняла прохладный душ. Затем надела
красное платье с балетками, завязала волосы в хвост и спустилась в холл. Все было так красиво:
высокие потолки, множество колонн, стены в роскошных росписях, а на потолке красовалась
огромная фреска, изображающая малюток-ангелов. Величественная люстра висела посреди всего
зала, а свет, отражаясь от неё, переливался и блестел, и порой можно даже было увидеть радугу.
А когда я вышла на улицу, то сразу же была удивлена. Напротив нашего отеля
расположились бродячие музыканты и играли за деньги. Девушка-солистка смотрела на меня и
пела песню, играя на гитаре, еще двое парней аккомпанировали ей на ударной установке и еще
одной гитаре. Чтобы усилить звук, инструменты были подключены к колонке, которая та, в свою
очередь, подключена была к фургону. Видимо, на этом транспорте они приехали и туда
складывают все инструменты.
Ив подкралась ко мне неожиданно тихо и положила свои руки мне на плечи. Я вздрогнула,
от удивления развернулась, а меня встретили улыбкой. Девушка поманила нас пальцем, но мы так
и остались стоять на своё место. Ив бросила им в шляпу мелочь, и музыканты поклонились. А
когда музыка закончилась, то девушка подошла к нам:
— Вижу, вам понравилось наше выступление, — сказала она.
— Да, очень, — ответила Ив.
— Я Кесси, — представилась она.
— А я Эмили. Это Ив.
Кесси окинула нас взглядом. Она рассматривала, во что мы были одеты. Ив была все в том
же платье, а я переоделась.
— Вы приезжие? — спросила Кесси. Мы кивнули. — Не хотите вместе с нами посетить
одно местечко?
— Смотря, что это будет. — Я поежилась.
Я учусь на своих ошибках и теперь вряд ли смогу доверять новым людям и незнакомцам,
особенно если они беспричинно добры к тебе или же приглашают куда-нибудь. Мне хватило
истории с Брэдом, после которой я еле-еле пришла в себя.
— Да не волнуйся ты, мы не маньяки какие-нибудь, — сказала Кесси.
У неё пол лица разрисовано. Огромная разноцветная молния. Волосы закреплены заколкой
на затылке, на руках множественные браслеты.
— Только если вы вернете нас обратно, мы плохо знаем город.
Мама Ив была предупреждена, что мы уезжаем, так что мы были спокойны. Ребята сложили
свои инструменты в фургон и припарковали его в другом месте, и затем мы все вмести пошли
ждать автобус. Как объяснила Кесси, автобус — самое дешевое и оптимальное средство
передвижения по Глазго; можно будет увидеть много всего интересного из окон транспорта,
только вот дождаться бы его и сесть в автобус с нужным номером.
Дома, высокие, прямые, в пастельных и серых тонах, мелькали, когда мы их проезжали. Они
были разные: одни — холодные и неинтересные, другие же словно приветствовали тебя, до того
они были светлые и чудесные. С балконами и без, с вьюнками, которые обросли дома, с
французскими окнами, с цветами, устроившимися в горшочках на подоконниках, с узорчатыми
входными дверьми и забавными узорами на стенах. Многочисленные клумбы и парки встречались
на нашем пути, Глазго — город парков. Люди, шедшие куда-то по своим делам, казались такими
таинственными и чарующими — неужели этот город придает им столько шарма?
Глазго — суровый, холодный и влажный город. Здесь все ходят тепло одетые, закутанные в
шарфы и обутые в сапожки. Тем более, уже последние дни ноября.
— Приехали, — сказала Кесси.
Это были танцы, как в восьмидесятых. Больше половины народа — пожилые и взрослые
люди, остальные, скорее всего, были хипстерами или хиппи. Глазго — город для любителей
старины. Под легкую, задорную музыку они танцевали. Я не могу сказать точно, какой танец,
потому что в их движениях было все: и шаффл, и течение стиляг, и вальс. Музыканты прошли в
центр зала, — мы за ними — и там, на небольшой сцене, были инструменты. Мы будем танцевать
под живую музыку! Имена парней мы с Ив так и не узнали, да это и не нужно, нам хватало их
голосов и голоса Кесси. Они начали играть, и мы с Ив пустились в пляс. Прыгали, делали волны
руками, приглашали друг друга на вальс, скрещивали ноги и водили ими в стороны, хлопали в
ладоши, кружились. Веселая музыка сменялась грустной и спокойной, усыпляющей и наоборот.
Я дышала так глубоко, как могла, а ноги уже порядком подкашивались, я присела за столик,
который стоял у самой стены, и стала наблюдать. Ив танцевала одна, она такая радостная и
счастливая, но позже к ней присоединилась Кесси, потому что следующую композицию исполнял
один из парней. Только сейчас я заметила, что за клавишными сидит еще один человек,
незнакомый нам, и от этого музыка кажется еще более очаровательной.
Отыскиваю ручку в сумочке у Ив, но листочка, к сожалению, там не было, потому я