Да, теперь я вспомнила. Джон был тем самым человеком, который предложил нам
покататься. И я разбила его мотоцикл.
Майки смотрел на меня, прищурив глаза, а когда услышал, что Джон сказал мне, посмотрел
на него так, словно готов был убить его, словно он готов в любую секунду броситься мне на
защиту, подставить свою грудь под пули, лишь бы я оказалась цела. И снова в моей голове было
лишь одно: «Почему?».
— Не смей так говорить о ней, — произнес он. Джон опешил, видя взгляд Майки.
— Ладно-ладно, я ведь пошутил, — сказал он. А затем добавил: — Ну ладно, я пойду.
Может, увидимся еще когда-нибудь.
Далее мы молчали. Я понимала, почему Майки сказал то, что сказал. Ведь, если я
сумасшедшая, которая решила покончить с собой, то, значит, и он сумасшедший. В некотором
роде, мы похожи.
— Почему ты это сделала? — произнес он спустя время. Но я не могла сказать ему.
— А почему ты это сделал? — вопросом на вопрос ответила я и взяла его за руку, легонько
прикасаясь к запястью. Я вовсе и не думала делать этого, это получилось как-то внезапно, в порыве
чувств. Но, думаю, он поймет, о чем я.
— Это неважно, — ответил он.
— Ты сам ответил на свой вопрос, — сказала я.
«НАРКОТИКИ!» — Набираю на мобильнике я сообщение Лондон. Теперь ровно 1/5 моего
списка ей известна. Она мне звонит и говорит, что теперь это действительно что-то стоящее.
Лондон перебирает все возможные варианты: мет, кокс, экстази, травка и другие курительные
смеси. Но я говорю ей, что не хочу стать торчком или откинуть копыта сразу же после них.
— Тогда грибы, — говорит она.
— Грибы?
— Ну да, это тоже что-то вроде наркотиков, только формально легальных.
Мне нельзя принимать наркотики дома, потому что это может закончиться не очень
хорошо, поэтому я иду домой к Лондон. Её родители снова поглощены работой: поздно приходят,
рано уходят. И её дом, можно сказать, пустует, если не брать в расчет Гарольда. Но он хороший, он
ничего не расскажет.
— А ты уверена, что они не ядовитые? — сказала я, рассматривая светло-коричневые грибы
на длинных ножках со шляпкой, похожей на зонтик. Они очень похожи на опята, и целая горстка,
наверное, поместилась бы в руке.
— Я же не собираюсь тебя отравить, — говорит она. — Это псилоцибиновые грибы. Они
вызовут у тебя позитивные, возможно, даже метофизические ощущения, — говорит она.
— Откуда ты это знаешь? — удивляюсь я тому, какие слова знает подруга.
— В интернете. Я почти что выучила статью про них. — Смеется.
Я легонько улыбаюсь. Грибы на дне прозрачного чайничка начинают подниматься, когда
Лондон заливает их кипятком, и разжиматься, словно бутон, распускающийся с утра.
— А немало ли? — спрашиваю я, видя, что подруга налила воды меньше, чем пол чайника.
— В самый раз.
Вода начинает потихоньку краснеть, а сушеные грибы разбухать. Через некоторое время,
Лондон разливает напиток в чашки и дает ему немного остыть. Я притягиваю чашку к себе и
начинаю смотреть на жидкость — она похожа на крепкий-крепкий черный чай. А пахнет как
картон или даже как старый сапог.
— И что произойдет, когда я это выпью?
— Реальность будет чуток изменяться, — ответила Лондон.
На вкус это бурая жидкость также напоминает старый и жесткий сапог, хотя я и не
пробовала съесть сапоги, просто такое ощущение. Я зажимала нос и хмурилась, но после пару
глотков все стало не так плохо, вкус исчез, и казалось, что я пью обычную кипяченую воду.
Я села на плетеное кресло, стоящее рядом с цветами, и наблюдала за тем, как Лондон
допивают свою кружку. Остатки из чайника она вылила в раковину, грибы выбросила в мусорку и
всю посуду хорошо помыла.
— И когда они подействуют? — спросила я.
А затем отвлеклась на папоротник, что стоит справа от меня. У него такие острые листья,
кажется, что я обязательно порежу себя, если прикоснусь к нему, возможно, мне даже отрежет
руку. Я дышу на лист, но не прикасаюсь к нему, он начинает колыхаться от моих глубоких
выдохов. Вижу, как он искажается и сужается. Он меня манит. Он явно что-то замыслил. Я, не
сводя взгляда с растения, аккуратно встаю с кресла — никаких резких движений, и коварное
растение не заметит, что я стараюсь ускользнуть от него. А затем два его листа преображаются в
пасть с тысячью острыми рубцами, он хочет меня съесть. Я словно кошка: на мягких лапах
стараюсь скрыться от преследователя.
— Мне кажется — уже, — говорит Лондон.
Я врезаюсь в стул спиной и поворачиваюсь к подруге. Её волосы развеваются, словно
язычки пламени, только не алого цвета. Ощущение, что все, что я вижу, искажается, трясется и
колышется. Лондон начинает двигаться, а мне кажется, что она ходит как робот — её движения
прерывисты. Она садится на пол и начинает рассматривать ковер, трогая его ворс. Я беру из миски
с фруктами хурму — она притягивает мой взгляд — и начинаю вертеть в пальцах. Вместе с
фруктом я сажусь на стул и стараюсь понять, чего же он от меня хочет. Мне кажется, что
коричневатая шляпка у фрукта имеет глаза, и она смотрит на меня. А я смотрю на неё. Становится
жутко от взгляда хурмы, и я кладу её обратно в миску.
Хочется пить. Беру чашку, насыпаю в неё растворимое кофе и заливаю водой. Частички
тонут в воде, растворяются и просят меня о пощаде. Мне становится их жалко, и я выливаю все в
раковину. На дне чашки остался осадок, он преобразуется в непонятные узоры. Я кручу чашку в
своих руках, стараясь разобрать рисунок, но не могу понять, что же изображено. Затем чашка
падает из моих рук и разбивается о плитку. Я смотрю на осколки с удивлением. Только что это
была целая чашка, а теперь она разбилась, устроив фейерверк от прикосновения с полом. Как это
классно! Я чувствую, что испытываю восторг от того, что случилось с чашкой, и мне хочется
повторить это снова. Улыбаясь, я беру еще одну чашку и сразу же ставлю её на место. Мне так
резко захотелось написать Майки.
— Блин, какой этот ковер классный! — произносит Лондон. Она лежит на белом ковре и
гладит его, трется щекой о ворс. Эй, я тоже так хочу!
— Оставь и мне место, — говорю я и иду к своему пальто, которое весит на вешалке в
коридоре.
Мы с Майки после встречи обменялись телефонами, но еще ни разу не позвонили и не
написали друг другу. Я набираюсь ему сообщение: «Приходи к нам». И отсылаю. А затем
вспоминаю, что он не знает, где находится это «мы», и пишу ему адрес. Радуясь, я возвращаюсь к
Лондон.
— Я оставила его для тебя, — шепчет подруга и указывает на кусочек ковра рядом с ней.
Я ложусь рядом. Белый ворс напоминает мне огромное пшеничное поле, колыхающееся под
ласковым ветерком. В этом ковре живет целая вселенная.
— Ты это видишь? — спрашивает Лондон, все также шепча.
— Да. — Я тоже шепчу. Мне кажется это забавным. Наверное, это какая-нибудь игра,
придуманная подругой. — А почему мы говорим шепотом?
— Чтобы не спугнуть народ, живущий под плинтусом, — отвечает она. — Я их видела, они
такие крошечные, что могут поместиться в ладони.
— Давай их отыщем? — предлагаю я.
Мы начинаем ползать по дому, рассматривая каждый уголок, каждую вещь и каждую щель,
стараясь найти этих лилипутов. Я вижу пыль, парящую в воздухе, в лучах солнца и стараюсь
поймать пылинки, но они исчезают из моих ладоней. Затем я нахожу Лондон, которая сидит на
стуле, поджав ноги под себя, и смотрит на ковер, но это не тот ковер, который лежит на кухне.
— Что ты делаешь? — спрашиваю я и подползаю к ней.
— Осторожно! Ты что, не видишь, сколько игл в этом ковре? — произносит она.
И правда, у этого серого ковра длинный и острый ворс, похожий на тысячи игл. Я понимаю,
что на плитках и деревянном полу безопасно, но этот ковер явно таит угрозу. Затем Лондон встает
на стул и перепрыгивает на стол, он шатается под ней всего доли секунд, а мне кажется, что он
похож на доску для серфинга.
— Эмили, скорее лезь сюда! Лава надвигается!
И я слушаюсь Лондон. Забираюсь на стол и смотрю на приближающуюся лаву черного
цвета. Она съедает всё на своем пути, и всё становится таким же темным, а затем останавливается
в нескольких метрах от нас. Кто-то звонит в дверь. Наверное, это Майки.
— Майки, мы здесь! — кричу я.
Но он вряд ли знает, где мы. Потому я выкрикиваю это еще несколько раз, чтобы он шел на
мой голос. Майки появляется в дверях и смотрит на нас с удивлением. Мы же с Лондон смотрим
на лаву, которая снова начала приближаться к нам, с широко раскрытыми глаза.
— Скорее лезь на стол! — проговаривает Лондон.
— Зачем? — недоумевает он.
— Лава приближается, посмотри! — говорит подруга и указывает пальцем на пол. — Она
сжигает все на своем пути!
Майки усмехается и произносит:
— Это всего лишь тень. Здесь много окон, а солнце скрывается за облаками.
— Нет же! — протестует Лондон.
Тогда он подходит вплотную к лаве и наступает на неё. Ничего не происходит. Мы с
Лондон удивленно переглядываемся и начинаем слезать со стола. С нами тоже лава ничего не
делает.
— Ты только представь, мы бессмертны! — радуется подруга.
— Мы не умрем! — отвечаю я. Я чувствую, что теперь я, действительно, не умру. Мне
ничего не страшно.
Затем я поворачиваюсь к Майки и смотрю на него. Он улыбается. Но это не Майки. Моё
сердце вздрагивает и наполняется теплотой и радостью. Я так счастлива его видеть, как же давно
мы не встречались! Я подхожу к нему вплотную и обнимаю, уткнувшись лицом в грудь.
— Том… — Выдыхаю я ему в куртку. А затем поднимаю глаза на брата. — Как же я рада