открыты, и он смотрит куда-то в сторону, почти не моргая, не переводя взгляда.
— Майки? — спрашиваю я и поднимаюсь с колен.
Я обхожу его постель с другой стороны и сажусь на корточки прямо у его лица. Но Майки
меня не видит. Я снова зову его, но он игнорирует. Тогда я беру в ладони его лицо и заставляю
смотреть прямо себе в глаза,… но ничего. Абсолютно. Русоволосый словно бы смотрит сквозь
меня, как будто я — невидимка. Он не произносит ни слова и совсем не двигается.
Это не мой Майки. Нет. Это не он.
Я шарахаюсь от него, смотря в ужасе на это тело, в котором словно бы нет души. Он
напоминает мне живую куклу.
— Что с ним? — проговариваю я, поднимая взгляд на брюнетку.
На прикроватной тумбе лежит огромная куча таблеток и стакан воды. Пустые и полупустые
пачки, пилюли и таблетки, рассыпанные, сложенные кучками и горками. Это всё — большое
количество вариаций одного лекарства — лития.
Я чувствую, как земля уходит у меня из-под ног. Отчаяние накатывает на меня с большей
силой всякий раз, как я бросаю взгляд на парня.
«Ты его убьешь».
Нет! Этого не может быть!
— Что с ним?! — вновь повторяю я, повысив голос, в нём уже слышны нотки вновь
зарождающейся истерики.
Фо смотрит на меня с презрением, словно бы в любой момент готовая броситься на меня,
как пантера, и перегрызть мне горло.
— Биполярное расстройство, Эм, — отвечает за Фелицию только-только зашедший в
комнату Патрик. — У него биполярное расстройство.
Часть девятая «Что осталось после нас»
Сорок
Слова Патрика звенят у меня в ушах. Будто бы кто-то поставил их на повтор, и вот они
звучат в голове снова и снова, снова и снова.
Я непонимающе смотрю на брата и сестру, осмысляя только что прозвучавшие слова.
Откуда я знаю об этой болезни? Нет, не так. С чего они взяли? Майки ведь, он здоров! Я не
наблюдала за ним ничего подобного! Или же… наблюдала?
— Что с ним? — Хотя мне не нужен ответ, собственно, как и вопрос тоже. Я задала его
лишь для того, чтобы убедиться: мне не послышалось.
— У него биполярка, — повторил Патрик.
— И что это значит?
— Он не стабилен, Эм. Он серьезно болен.
— Но ведь этого не может быть! — выкрикиваю я.
И я сорвалась. Вновь подползла к кровати Майки, заставила себя встать с колен и начала
трясти его, приговаривая «Очнись! Очнись! Это не может быть правдой! Пожалуйста, очнись!». Но
в ответ мне лишь последовал очень тихий шепот голосом, совсем не похожим на Майки. «Оставьте
меня в покое», — шептал он. И, когда Фелиция накинулась на меня, заставляя ослабить хватку,
парень перевернулся на другой бок, продолжая смотреть в какую-то невидимую для моего глаза
точку.
— Ты что, совсем рехнулась?! — возмутилась Фо, оттаскивая меня от русоволосого. —
Если ты ему будешь надоедать, а не присматривать со стороны, кто знает, что он может сделать с
собой!
«Я что, убью его?». «Может быть».
Закрываю лицо руками, сидя на коленках, и начинаю рыдать. Снова.
Почему меня постоянно кидает в слезы?
У Майки биполярное расстройство — и меня снова накрывает истерика. Если он в таком
состоянии узнает, что я умираю, если он вообще узнает о моей смерти, его ведь точно не спасут. Я
во всем виновата. Я начинаю хвататься за свою голову, за волосы и кататься по полу, словно
сумасшедшая.
А разве я не сумасшедшая?
— Эмили! — Патрик нависает надо мной, его глаза полны тревоги. — Эмили! — вновь
завет он меня.
— Тьфу, размазня! — Фелиция фыркает, подходит ко мне и, схватив меня за футболку, дает
мне хлесткую пощечину. — Очнись, слабачка!
Разум сразу же возвращается ко мне. Боже, я ведь веду себя, действительно, как
душевнобольная. Весь сегодняшний день я старалась убедить себя, что я не сумасшедшая, что я не
тронусь умом, но то, что произошло сейчас, заставило меня поверить в мой диагноз. Я уже схожу с
ума. Любая травмирующая новость выбивает меня из колеи настолько, что я становлюсь или
затворницей, или катающейся по полу и рыдающей девочкой, или же той, кто разносит всё вокруг.
И я не могу трезво оценивать ситуацию.
— Зачем ты с ней так грубо? — выдает Патрик.
— Потому что во всем виновата она! — всё также грубо произносит брюнетка.
— Кто и виноват, то это моя мать, но никак не она.
— Да ну? Тогда спроси у неё, что она от нас скрывает, что она, в первую очередь, скрывает
от Майки!
— Мне все равно. — Патрик помогает мне подняться, перекидывает мою руку через голову
и уводит меня из комнаты. Сама я почему-то не могу двигаться, словно бы меня вновь
парализовало. — Вспомни, как ты отреагировала, когда его ударило в первый раз, — бросает ей
парень и уходит вместе со мной прочь из спальни Майки.
«Когда его ударило в первый раз». Значит ли это, что его приступы такие же частые, как и
моя головная боль? Значит ли это, что при каждом таком приступе он пытался что-то начудить?
Что-то опасное для жизни. Своей или кого-то ещё.
Патрик усаживает меня на крыльцо и сам садится рядом, на ступеньки. Только сейчас я
заметила, что город уже почти накрыла ночь. Небо темно-фиолетовое с красными отливами,
потихоньку вдоль улицы начинают загораться фонари, а на свет налетают мелкие букашки и
ночные бабочки.
Дыхание уже почти выровнялось, и я почти успокоилась. Но я ничего не чувствую.
Совершенно. Опустошена, как тогда, после смерти Ив.
В нос ударил запах сигареты, и я рефлекторно скривилась.
— Извини, — произнес Патрик и затушил сигарету об землю. — Наверное, стоит
объясниться, — начал он. Я угукнула. — У нашей матери была эта болезнь. У нашей с Майки. Это
не подтверждено, но я думаю, что именно из-за неё она и умерла: скололась, напилась или ей ещё
что-нибудь ударило в голову — это не важно, важно то, что она, безусловно, в таком состоянии
села в машину и разбилась. Специально. Она несколько раз вскрывалась, у неё была
передозировка, она прыгала с крыши этого дома и ломала себе кости — всё это привело её в
психиатрическую клинику.
«Прыгала с крыши этого дома». Майки ведь тоже хотел это сделать! Неужели он пойдет
тем же путём, что и его мать?
— И знаешь, каждый раз мы её спасали, не знаю, было ли это чудом или пустой
случайностью. Каждый раз, кроме одного.
— Но с Майки ведь этого не случится, правда? — спрашиваю я.
Патрик кисло улыбается и отводит взгляд:
— Ты же сама всё видела.
И правда, я видела. Раньше почему-то я не придавала всему этому значения, но теперь всё
встало на свои места. Раньше мне казалось, что Майки какой-то двойственный: сейчас он один, а в
следующее мгновение — другой — и я думала, что всё так и есть, это его черта характера.
Как он смеялся мне в лицо и был немного грубым, порой, даже очень грубым. Как он
выкидывал какие-то непонятные вещи и слова. Как он резко менялся и пропадал на недели. Как он
сначала с кулаками кидался на Брэдли, а затем исчезал или же абсолютно спокойным возвращался
ко мне. И мне казалось, что всё это — обычные перепады настроения, какие бывают у всех. Как,
черт подери, я могла так ошибаться, быть настолько слепой?
Было ли в Майки когда-то что-то среднее между маниакальным состоянием и
депрессивным или же между тем и другим одновременно? Я не замечала, но, думаю, что было.
— И что, он теперь всегда будет таким? Этот маниакально-депрессивный психоз будет с
ним всегда, и он никогда не сможет прийти в себя? — задаюсь я вопросом.
— Бывают интерфазы, но довольно редко. Один раз на несколько чередующихся эпизодов
болезни. — У Патрика такой бесстрастный голос, словно бы он превращается в мою копию, такую
же бледную и пессимистичную.
— И что нам делать?
— К сожалению, остается только ждать.
Нет, какого черта! Я не позволю Майки поддаться этой чертовой болезни! Меня уже не
спасти — и плевать, но если я могу ему чем-то помочь, то я это сделаю!
— Почему вы его не лечите?! — гневно произношу я. — Отведите его к психиатру,
заставьте пить таблетки, сделайте хоть что-нибудь, а не просто ждите, пока ему станет ещё хуже!
— Было бы все так легко, — выдыхает парень. — У него и так в книжке уже стоит пометка
о попытке самоубийства. — Точно! Ведь мне Фо рассказывала об этом. — А если подтвердится
биполярка, то это ведь перечеркнет ему жизнь. Кому нужен будет ученик или работник, который в
любой момент может выйти из себя? К тому же, Майки не верит, что болен, и потому не пьет
никаких лекарств. Заставляй его, не заставляй — всё одно.
— А насильно?!
— Как ты это себе представляешь? Думаешь, он не почувствует какую-то подставу? — Я
киваю. Я не знаю. — От этих таблеток он становится овощем, вывести его из депрессивной фазы
они помогают, но на этом всё — дальше Майки начинает их или выбрасывать, или смывать в
унитаз, лишь бы избавиться от них. И знаешь, он ведь постоянно твердит одно и то же: «Это было
лишь раз, этого не повторится» — хотя уже по какому кругу симптомы повторяются.
— И как давно это с ним?
— Последние два года.
Я сглатываю. Они с Фелицией уже два года стараются не дать Майки сорваться, а тот
продолжает вести себя, как в первый раз. Неужели он, правда, не понимает всей серьезности его
психического расстройства?
Патрик снова вздыхает и проговаривает:
— Знаешь, я ведь всегда ждал того, что ударит меня. А тут раз — и Майки из веселого и
беззаботного подростка превратился в совершенно нестабильного, от которого никогда не знаешь,