Что я совершенно свихнусь.
Кристи ошарашено глядит на меня. В ответ на её взгляд я улыбнулась, а сестра удивилась
ещё больше. Что, небось думаешь, что у меня уже крыша поехала, раз я улыбаюсь, да?
Полицейский отдает моему отцу листик, вновь сложенный в несколько раз, он чешет свой
затылок, переглядывается с напарником, который, как я поняла, ещё тот — сидит себе, наблюдает
за всем со стороны, как ленивец, зевает и поедает вкусности. Фу, как же он бесит.
— Что ж, — протягивает полицейский, — но вам все равно придется оплатить ущерб,
который она нанесла. Я вышлю вам чек.
Наконец-то они собираются уходить. Я слежу за всеми ними внимательно: как они
пожимают руку моему отцу, как кивают матери, как они что-то им говорят — наверное, какие-
нибудь очередные утешительные слова — и как они покидают мой дом, думаю, раз и навсегда.
Тогда я подрываюсь с места и собираюсь подняться в свою комнату, как меня одергивает сестра.
— Эмили, я не знала, — говорит она и смотрит на меня глазами, полными сожаления. —
Нужно мне было идти вместе с вами.
Я улыбаюсь ей и говорю как можно спокойнее:
— Всё в порядке, правда.
От этого сестра вновь меняется в лице. Она, пораженная случившимся, сначала смотрит мне
в глаза, затем прижимает к себе и начинает плакать, но затем вновь отталкивает меня и с какой-то
злостью произносит:
— Почему?! Почему ты все ещё продолжаешь улыбаться?
Я пожимаю плечами и кисло улыбаюсь, не отрывая взгляда от сестры.
— Наверное, потому, что мне грустно, — говорю я и, освободившись от оков Кристи,
направляюсь в свою комнату.
С каждым подобным событием я замечаю за собой одну вечно повторяющуюся вещь: я
скручиваюсь в постели и лежу так до тех пор, пока меня не отпустит апатия. И с каждым разом
становится все хуже. Я пролежала, не двигаясь, почти до пяти утра, и мне вовсе не хотелось спать.
Чтобы позабыть всю свою боль, я свернулась калачиком на дне ванны и наблюдала за тем, как
обжигающе горячая вода — но не кипяток — потихоньку укрывала меня своим покрывалом.
Словно бы чем горячее была вода в ванне, тем легче мне должно было становиться. Но легче мне
не становилось.
Я прекрасно понимала, что должна — нет, что обязана! — сделать хоть что-то, чтобы
помочь Майки. Но что я могу сделать?
Вернувшись в свою комнату, я бездумно стала просматривать фотографии, которые
наконец-то недавно распечатала, но все никак не удавалось разложить их по альбомам. Сколько же
моментов запечатлено на них, сколько впечатлений и воспоминаний. Когда я взяла в руки
фотографию, на которой изображены я и Ив на фоне одной из достопримечательностей
Шотландии, меня словно бы осенило.
Мне было плевать, что сейчас раннее утро; было плевать, что, скорее всего, всё ещё
закрыто, и рабочий день начинается с восьми утра. Я, никого ни о чём не предупредив, выбежала
из дома и пешком направилась к пункту назначения, который я считала нашим спасением. Как я и
думала, двери были закрыты. Делать было нечего, а отступать я была не намерена, потому я
уселась на землю под стеклянными дверьми здания и стала ждать, когда же начнется рабочий день
у сотрудников.
Ожидание — это самое мучительное. Время тянулось так медленно, что порой мне
казалось, а не замерло ли оно вовсе? А мои мысли всё никак не покидал Майки. Всё то время,
которое я провела, съежившись в комочек на постели, я думала о нём и даже ни разу не вспомнила
о том, что ведь и я больна, что и мне нужна помощь, что и я могу умереть. Ах да, точно, ведь это
неизбежно. Я не вспоминала об этом, потому что сейчас — это было не важно. Сейчас был важен
только он.
И я сама возросла в собственных глазах, словно бы потихоньку поднималась с колен, на
которых все это время я была. Я больше не буду подчиняться собственной болезни. Однажды
поднявшись на ноги, больше не будешь ползать на коленях. Нет, мне не нужна помощь сейчас —
она нужна Майки. Но да, когда помощь ему уже не понадобиться, она в обязательном порядке
будет нужна мне.
— Простите? — спросила девушка, одетая в строгий голубой костюм, состоящий из
голубой юбки-карандаша, белой блузки и голубого пиджака. Волосы у девушки были собраны, а
сама она глядела с некой опаской на меня, вертя в руках охапку ключей и перебирая их, стараясь
найти нужный.
— Я подожду открытия, — всё тем же спокойным тоном говорила я, как и вчера.
Тогда девушка кивнула и зашла внутрь. Табличка на двери всё ещё гласила «закрыто».
Потихоньку сотрудники подтягивались, они были полностью идентичны друг другу: голубой
костюм, белые рубашки, светлая обувь, словно бы все в одно и то же время сошли с конвейерной
ленты. Когда же наконец-то двери отворились, я облегченно вздохнула, поднялась с плитки,
отряхнулась и вошла в здание, гордо именуемое «Фабрика Желаний».
Меня не заставили ждать. Когда я предъявила свою карту с диагнозом, сотрудники
понимающе кивнули. И вот я сижу напротив одного из главных и жду, когда же мне наконец дадут
слово, чтобы я высказалась.
— Мне очень жаль. — Ну вот! Очередное «мне жаль». — Ты хотела бы воспользоваться
правом на последнее желание, верно?
Мужчина был молод. На лице у него родинки, а взгляд хоть и кажется проницательным и
умным, но я-то вижу — этот сотрудник ещё очень глуп. И как только он попал на такое место?
Быть может, связи.
— Это очевидно, — грубовато произношу.
— И чего бы ты желала?
— Лекарства. И много.
— Чего? — удивленно спрашивает он. — Ты же знаешь, от твоей болезни нет…
И не успевает он договорить, как я обрываю мужчину на полуслове:
— Мне нужно, чтобы вы поставляли лекарства от биполярного расстройства одной семье.
Пожизненно. И бесплатно. — Я была сама крайне удивлена, когда услышала эту твердую сталь в
своём голосе, никогда бы не подумала, что я могу быть настолько твердой и серьезной. — Там
есть один человек, который болен — вы будете до конца его дней поставлять ему лекарства.
Мужчина выгибает бровь и недовольно откашливается. Он несколько секунд стучит себя
ладонью по грудной клетке, а затем, в упор глядя на меня, выпрямляется и проговаривает:
— Нет. Этого мы не можем сделать.
Я взрываюсь. Взрываюсь так, как это происходит в последние дни под давлением злобной
опухоли. Вскакиваю и, перевернув бумаги на столе этого мужчины, выкрикиваю:
— Что значит «нет»?! Вы фабрика желаний или как?! Не у вас ли в холле висит слоган о
том, что вы исполните любое желание умирающего ребенка!
— Пожалуйста, не кричи.
— Нет уж! Я не уйду отсюда и не уймусь, пока вы не выполните то, что от вас требуется!
Лекарство! Будете поставлять пожизненно этому человеку! А если прекратите, я из гроба вылезу, лишь бы достать вас! — А затем прибавляю шепотом: — Или вы хотите, чтобы сумасшедшая на
голову девочка, которая ничего не понимает из-за сдавливающей её голову опухоли, высунула
ваши кишки наружу? — Вот тут мне показалось, что я перегнула палку, но осознание дошло до
меня лишь тогда, когда я уже это сказала, а значит, думать было поздно. Что ж, по крайней мере, я
не солгала — кто ж знает, что я ещё могу сделать в одном из приступов.
И мне кажется, мои слова прекрасно подействовали на человека. На лбу выступили
бисеринки пота, глаза у мужчины округлились до размера попрыгунчика, а сам он начал
заламывать пальцы на руках, издавая соответствующий хруст. Я задалась вопросом: неужели моя
диагностика, в котором написано, что я — бомба замедленного действия в психическом плане,
может вот так повлиять на человека?
— Х-х-хорошо. Мы выполним твою просьбу. Говори адрес и полное имя получателя. —
Мужчина заикался и глядел на меня исподлобья. О черт! Как же я выглядела, когда произносила те
слова, что меня, какую-то малявку, испугался вполне взрослый мужчина?
— С учетом того, что это будет анонимно и что в карту этого человека не пойдет ни
единого сведения о болезни. — Щурю глаза.
— С учетом, — послушно соглашается мужчина.
Я довольно киваю и заполняю бумаги, которые мне преподнес сотрудник. Он, как бы между
прочим, спрашивает меня, уверена ли я в своём решении, ведь второго шанса у меня не будет, ведь
я трачу своё желание впустую. Но я твердо отрезаю его, что прекрасно уверена в своём решении.
Уж лучше потратить собственное желание на человека, который исполнял мои мечты, чем
исполнить какую-нибудь очередную свою глупую затею, и лишиться такого драгоценного
человека. Нет, я просто не могла лишиться Майки.
Я люблю его, черт возьми.
Сразу же по выписанной справке беру первую поставку лития — самого эффективного из
лекарств — и иду в дом Милковичей-Блэков, чтоб преподнести им такой «подарок». Компания
«Фабрика Желаний» обязывалась каждый триместр присылать их семье лекарство в количестве
одной коробки. Надеюсь, что этого хватит Майки, надеюсь, что если даже он будет выбрасывать
таблетки вновь, то у Фелиции и Патрика ещё будут оставаться приличное количество лития.
С такими мыслями я пришла к порогу их дома. Когда я стала подниматься по ступенькам,
держа в руках коробку, то почувствовала, как что-то ужасно больно кололо мою правую ногу,
будто бы в меня одновременно и мимолетно втыкали иголками. Было больно, но я терпела,
ожидая, пока мне откроют дверь.
— Что здесь забыла? — прямо с порога на меня начала бурчать Фелиция.