Долго не решалась взглянуть на себя, я так боялась увидеть, во что меня превратило то чудовище, чью фамилию я вспоминала с содроганием. Собравшись с духом, я повернула голову. Я едва не расплакалась, увидев своё отражение: лицо распухло, губа и бровь рассечена. Натянув улыбку, я заставила себя проговорить, что красоту ничем не испортишь. Только так я могла не думать о своей «неземной красоте».
Я начала рассматривать свои руки – ладони в ссадинах, кожа стерта, синяки по всему телу. Зрелище не для слабонервных, скажу вам. Затем мой взгляд переместился на грудь, на повязку, заклеенную широким лейкопластырем. Я осторожно прикоснулась к нему. Больно. «Наверняка останется шрам!» – подумала я и аккуратно приподняла пижаму: живот выглядел как одна сплошная гематома, как мне показалось с первого взгляда. На самом деле, красноватые синяки остались только в местах удара, что тоже не добавляло мне привлекательности, да и любой другой девушке. На мгновение я вернулась в тот вечер и выругалась: «Туда тебе и дорога, тварь!» – проклиная Зинчука, молилась, чтобы он горел в аду.
Стук в дверь, заставил меня невольно обернуться.
– Можно войти? – неуверенный мужской голос за дверью не решался переступить порог моей палаты. Когда он всё же открыл дверь, то увидел меня. – Извините, что побеспокоил.
Это был Лукин.
– Ничего страшного, проходите! – сказала я, чувствуя легкое смущение от того, что предстала перед ним в таком неприглядном виде. В конце концов, он мне нравился, и я хотела, чтобы он смотрел на меня, а не отворачивался в испуге.
– Любовь Олеговна, я рад, что вы в порядке!
– Благодаря вам я здесь, – выразилась я, выбрав не самый удачный тон. Вы бы видели его лицо! Он уже собирался оправдываться, но, увидев мою улыбку, с облегчением вздохнул. – Можно просто, Люба. После всего, что с нами произошло, можно перейти на «ты».
– Если честно, последнее, что я помню, – это ваши огромные глаза, – сказал Лукин, садясь на стул.
Я вернулась на свою койку и забралась под одеяло, так мне было комфортнее разговаривать. Я понимала, о чем говорил Семен, но раскрыть всей правды не могла. Лишь иронично отреагировала:
– И не такие они были большие!
– Я не это имел в виду, – попытался он оправдаться. – Они у вас не большие, а даже маленькие! – своими словами он только все глубже себя топил.
– Теперь ещё и маленькие! – вздохнула я, напевая строчки из песни: «У нее глаза два бриллианта в три карата».
Лукин закатил глаза.
– Люба, у вас действительно красивые глаза. Просто в тот момент, когда вы сломя голову налетели на меня, я видел только их. Дальше – провал, и я очнулся уже в больнице.
Он сидел и смотрел на меня, будто ждал разумного объяснения произошедшему. А что я могу сказать – снова красочно соврать? Ненавижу врать и терпеть не могу, когда обманывают меня. Не беру в расчет ложь во спасение или что-то подобное. Лукин подозревал меня, и я это чувствовала.
Хотите правды, да пожалуйста! Я начала рассказывать, как всё было на самом деле: немного приукрасила, умолчала о видео, но зачем-то упомянула, что общаюсь с миром мертвых. Вспомнила предупреждение Главы о том, что никому нельзя говорить о потустороннем мире, но все же решила раскрыть правду. Да черт возьми, каждый третий на земле верит в экстрасенсов и гадалок. Я надеялась, что Лукин тоже из их числа.
Он выслушал меня, не перебивая, что-то записывая на листке бумаги, который вытащил из папки.
– И вы хотите сказать, что некая сущность овладела мной и не позволила вас, то есть нас, убить? – он не верил в то, что сейчас говорил.
– Верно подметили, – спокойно ответила я, – и именно поэтому вы ничего не помните о том промежутке времени.
Лукин почесал затылок. В это действительно трудно поверить.