Алексей его оборвал:
— О закопанных деньгах?
Костя остановился и посмотрел на Лешку:
— Да. О деньгах. А откуда ты знаешь?
— Знаю. И что? Мне про тебя, то же самое говорил.
— Значит, проверял? — ахнул Костя. — Вот же сука…
— А ты подумал, что я соврал про тебя?
— Нет, но… конечно нет… — Костя заметно смутился. — Ты не подумай. Вот же хитрый какой, сука пархатая…
Леша пожал плечами, хотел спросить: не дал ли комиссар Костику монеты, но почему-то передумал.
— Да пусть его! — Костя махнул рукой. — Главное вот, маузер вернул! Эх, я с ним дам врагам! И тебе вернули? Не маузер, но тоже неплохой пистоль…
Лешка не ответил, молча развернулся и пошел в лазарет. Костя быстро перестал болтать и поплелся за ним.
Обрабатывала рану Алешке Гуля. В белом халатике и косынке, вся такая серьезная, только глаза сверкали веселыми лучиками. Лешка сидел, героически терпел и просто смотрел на нее, понимая, что полностью счастливый.
А потом собрался с духом, вложил ей монеты в ладошку и шепнул:
— Это тебе, на обзаведенье. Скоро нас переведут в Коканд, там обновки на рынке и справим. Негоже вот так, без сменки. И вообще, тебе много чего надо. Но не переживай, все справим.
— Лешенька… — Гуля посмотрела на него широко раскрытыми глазами. — Мне? Ты — мне? Значит ты меня… — она запнулась и воскликнула. — Но у меня все есть! Часть своего принесла, а часть мне тетя Таня перешивает из своих вещей…
— И не думай! — твердо заявил Лекса и закрыл ладошку с золотыми монетами. — Все у тебя будет! Я тебе нашто? Вот и справим обновки!
И тогда его Гуля неумело ткнула губами в скулу, словно клюнула и тут же зарделась. Лешка так и не решился поцеловать ее в ответ, а потом пришла Татьяна Владимировна, проверила перевязку и погнала Лексу из санпункта.
Сразу после этого он пошел осматривать коней взятых в бою. Прошелся вдоль коновязей и остановился возле очень красивого, черного как смоль молодого жеребца, с маленькой белой звездочкой на лбу.
Жеребец прянул, бешено фыркнул, закосил взглядом и забил ногами.
Лекса не шевельнулся и не отвел взгляда, затем шагнул вперед, по-хозяйски огладил жеребца по морде и повелительно сказал.
— Теперь тебя зовут Черкес, а завтра поутру к хозяину будешь привыкать.
А потом улыбнулся и добавил обращаясь сам к себе.
— Вот теперь справный казак, все при мне: шашка, конь и баба…
И поутру объездил Черкеса, но сразу после этого свалился в дикой горячке: сказалось пренебрежительное отношение к ранам и нервное напряжение.
А пришел в себя только через неделю…
Глава 7
Лешка видел войну. Страшную, кровавую, но совсем другую. Огромные бронированные машины, рои маленьких, похожих на механических птиц летательных аппаратов, солдаты в незнакомой форме с незнакомым оружием в руках, в странных доспехах и касках…
Смерть, боль, кровь и дикое желание умереть…
Лекса дернулся и…
Пришел в себя…
Уже все вспомнив…
Яркое солнце ударило в глаза, Лешка закрылся локтем, переждал и повел недоуменным взглядом вокруг, словно видел этот мир в первый раз.
Скрипит колесами телега, медленно проплывает мимо абрикосовый сад, журчит арык, в иссиня-голубом небе водят стремительную чехарду ласточки. Пахнет лошадиным потом, дегтем, пылью, ледяной водой и абрикосами…
— Лекса, милый!!! — на Алешку налетел бешеный вихрь и опрокинул обратно на попону. — Проснулся, азизим, проснулся!.. — Гуля взахлеб плакала, одновременно теребя и прижимаясь к нему.
Алешка оторвал ее от себя и, отстранив на вытянутых руках, впился взглядом в лицо девушки.
Мозги резанул бешеный страх и одновременно сильное облегчение.
Страх перед тем, с чем ему придется столкнуться в прошлом, а облегчение от того, что в своей прошлой жизни он все-таки умер.
Все стадии эмоций после осознания переноса: отрицание, гнев, депрессия и принятие, Лешка перенес, когда валялся в горячке, поэтому уже не грешил на сумасшествие и прекрасно понимал, что с ним случилось.
— Не узнал? — в глазах Гули плеснулся испуг. — Совсем? Ой-е…
— Узнал… — тихо шепнул Алешка и крепко прижал девушку к себе. – Конечно, узнал…
К боли в сердце добавился неожиданный дикий страх потерять и ее.
— Проснулся, казаче… — густо пробасил седоусый пожилой красноармеец с облучка телеги. — Правильно, казацкую кровь ничем не перешибешь. Ну ниче, ниче, скоро остановимся на бивак, наобнимаетесь всласть. Та милуйтесь, милуйтесь, я не смотрю… — он ехидно хохотнул, в ответ на возмущенный взгляд Гули.