- Деточка, - королева уселась на трон и уложила перед на стол руки в перстнях и браслетах – этакую стену воздвигла между мной и собой. – Грозить мне профсоюзом – самое последнее, что ты должна делать в своей куцей жизни. Здесь я главная! Как скажу, так и будет. Не хочешь по собственному, уйдешь по статье. Нарушение дисциплины, профнепригодность, - я найду что-нибудь интересное, не сомневайся. И ни в каком суде ничего не оспоришь. Зато будущую карьеру подпортишь изрядно. Так что не трать время, мое и свое. Просто пиши.
Вот так номер! Скандалить, ругаться, качать права, - это не мое. Есть борцы за справедливость, активные такие, громогласные, которыми всегда восхищалась, но сама не из их числа. Не в данном случае. Тут я чувствовала присутствие чего-то большего и грозного, с чем не совладала бы при всем желании. Какой смысл пинать стену, если не имеешь в арсенале пушку или хотя бы старенький бульдозер? А у меня ни того, ни другого. Значит, стена победит.
Я нацарапала несколько строк, подвинула лист президентше. Та прочитала, довольно улыбнулась, размашисто подписала.
- Видишь, как все просто? А могло быть куда хуже. Молодец. Выпишу тебе премию напоследок. В качестве компенсации.
Я глянула на нее исподлобья, но отказываться не стала. Гордый жест – красиво, но жить на что-то надо, а средств у меня совсем не густо.
- Ты молодая, перспективная, найдешь себе местечко. Только – совет тебе – прежде выясни, на чью территорию вторгаешься. Хочешь спокойно жить, сиди тихонько и не высовывайся. А то ведь не все такие добрые, как я!
- Учту, - буркнула в ответ, выбираясь из кресла. – Благодарю за совет.
В совершенно поганом настроении – угнетенном состоянии духа, как выразился бы Иннокентий – я брела по вечерней набережной. С реки дул мягкий теплый ветер, уносил с собой и настроение, и мысли, и душевную разбалансированность в целом – о, какой перл! Постепенно я успокоилась. Даже немного повеселела. Фаталист по натуре, считаю, что в жизни ничего случайного не происходит, и ничего зря не случается. Значит, академия – не мое, и правильный выбор еще предстоит. Ошибки же – бесценный опыт; особенно в начале пути. Как в моем случае.
Дома меня ждал сюрприз. Большой такой, массивный, килограмм на сотню участия ко всем обездоленным, обиженным и неустроенным вроде меня. Любочка. Любава, как предпочитала себя называть. Тоже преподаватель из нашей (впрочем, уже не моей) академии, только не иностранного языка, а совсем наоборот бухгалтерского учета.
Табуретка моя единственная явно была узковата для обширных телес бухгалтерши, но предложить ей что-то поудобнее не представлялось возможным за полным отсутствием оного.
- Алиночка! Дорогая! – Любочка заключила меня в объятия, мягкие, пахнущие свежей выпечкой и теплые-теплые. – Я все знаю! Мне так жаль!
Надо же! Новость скачет впереди меня?
- Знаешь, что, - не унималась добросердечная Любава, - я сделаю пару звонков нужным людям, и какую-никакую работенку тебе подыщем. Хотя бы на первое время. Репетиторство, переводы или еще что-нибудь.
- Спасибо, - кивнула я. Устала так, что ни удивляться, ни радоваться, ни даже огорчаться уже не хотелось. Поставила сумку с ноутбуком в угол. – Привет!
«Привет» предназначалось Иннокентию, сидящему по-турецки на подоконнике и с интересом наблюдающему сцену встречи бывших коллег, но отозвалась Люба.
- Ага. Но мы ж виделись сегодня! Я зашла тебя успокоить…
- Я спокойна, - пожала плечами. – Тоже мне горе – с работы выгнали.
-… а у тебя дверь открыта! Ты почему дверь не закрываешь??
- Э-э-э…
Иннокентий скромно опустил глаза. Ну, ясно! Он гостью впустил, но она, похоже, абсолютно его игнорирует.
- Решила подождать. Чаю вот заварила. У меня шоколадка есть!
- Спасибо. Я не люблю шоколадки. И вообще, знаешь, устала сегодня, перенервничала…
- Понимаю! – Она с явным облегчением встала с табуретки. – Пойду, пожалуй.
- Нет! Ты…
- Да я и так собиралась уходить. Думала, десять минут жду и ухожу, если не появишься.
- Ладно. Но давай как-нибудь в кафе сходим что ли? А то у меня, сама видишь, быт в зачаточном состоянии.
- Все будет хорошо!
Улыбнулась по-матерински, кивнула и отбыла в своем бухгалтерском направлении. Квартирка сразу стала просторной и непривычно пустой.
Я с облегчением села. Табуретка все еще хранила тепло обширных Любавиных телес и, похоже, даже стала мягче.
- Чаю? – Иннокентий услужливо подвинул чашку. – Могу узнать, что случилось? Если, конечно, мое любопытство не слишком навязчиво.
- А Любочка не рассказала? – Я глотнула ароматного кипятка. Слишком ароматного! Не иначе домовой что-то опять добавил, ингредиент какой-нибудь секретный. Из личных запасов. Надеюсь, не «сыворотку правды». Хотя, что мне скрывать?