Однако общую картину происшествия следовало составить, невзирая на процессуальные трудности. Оставлять мамашу в кабинете — не вариант. Ей явно нравится звук собственного голоса и новизна получаемых эмоций. Будет орать до упора.
И я, в конце концов, не допрашивать собирался, а просто поговорить. Грех небольшой.
Тётка икнула, но промолчала, признавая за мной власть, силу и право на ментовской беспредел. Сурово взглянув на дщерь, она тяжёлыми шагами вышла из кабинета, на удивление тихо закрыв за собой дверь.
Признаю, такая покладистость поразила до глубины души. Я уже настроился на скандал…
Мы остались с девочкой один на один.
— Присаживайся, — я указал на стул, где только что шумела её маман. — Как тебя зовут?
— Оля.
— Хорошо, Оля. Ты можешь мне рассказать, что произошло?
— Да.
— Тебе сколько лет? Как себя чувствуешь?
— Тринадцать. Нормально.
А выглядит моложе.
Односложные ответы бесили, но приходилось терпеть и изображать доброго дядю. Потому я, повертев в пальцах сигарету и не осмелившись закурить в её присутствии, продолжил.
— С чего всё началось?
— Мы в школу не пошли, — отвечала девочка неохотно, вжимая голову в плечи, будто ждала, что я начну её бить.
— И?
— Пошли к Серёже.
— Это кто?
— Мальчик.
Познавательно, ёпта. Но я сдержался.
— Сколько ему лет?
— Двенадцать.
— Он твой одноклассник?
— Нет. В одну школу ходим.
Уже легче. Установление Серёжи много времени не займёт.
— И что вы у него делали? Помнишь адрес?
— Да.
Господи! Дай мне терпения…
— А делали что?
— Телевизор смотрели.
— А потом? Он тебя заставлял? Запугивал? Избивал?
Вместо ответа — отрицательное покачивание головой.
— Тогда что? Не бойся, мамы тут нет, — использовал я один из своих немногочисленных козырей.
Девочка с сомнением посмотрела на дверь.
— Он…
Врать, что гром-баба ничего не узнает, я не мог. Но попытался сгладить:
— Нас не подслушивают.
Оля замялась, но ненадолго.
— Он сказал: «Давай ебаться».
— А ты?
— Я не захотела.
Похвально. Рановато, вроде бы.
— Тогда?
— Он обиделся. И пообещал, что расскажет маме, что я в школу не пошла. Я согласилась.
Отчего-то стало жаль Олю. Она и сама не понимала, что творит. Так я думал поначалу…
— Дальше?
— Я сняла трусы, стала раком. Он писюном помулозил (слово-то какое), из него брызнуло липкое и он отстал.
Тут требовалось неприятное уточнение.
— Он в тебя проник?
— Чё?
— Ну… ввёл?
Девочка на мгновение задумалась.
— Не, не засадил. Так, помулозил. Не успел.
Ну да, юношеский «скорострел» у школьника случился. Дело житейское.
— Что потом?
— Ничего, он трусы надел.
Стоп! Что-то не сходилось.
— Погоди, твоя мама, — девочка непроизвольно сжалась, — утверждала, что насильников было двое.
— Ага.
— Кто второй?
— Андрейка.
— А он кто?
— Братик Серёжи.
— Откуда он нарисовался?
— Дома сидел. С Серёжей.
— Сколько ему лет?
— Пять.
— Почему не в садике или у бабушки?
— Так Серёжа дома остался с ним. Родители на работу ушли, а тот заболел. Я в школу хожу мимо их дома. Серёжа меня в окно позвал на кино, я и пошла.
— Он тебя… тоже?
— Ага.
У меня волосы встали дыбом.
— Как?!
— Ну… — Оля застеснялась. — Серёжа сзади пристроился, а он подошёл и говорит: «Я тоже хочу».
— А ты?
— Я отказалась. У него маленький. И он тоже маленький. Ему, наверное, нельзя…
— А потом?
— Он плакать начал. Я пожалела и согласилась. Покрывалом только с дивана вытерлась. Он потыкался, и ушёл мультик глядеть.
Ёлки-палки… какой пиздец. Кого сажать? За что?
— Понятно. Что произошло дальше?
— Мы кино посмотрели, и я домой пошла.
— Ясно. Откуда твоя мама узнала про… — подобрать термин оказалось сложно, — случившееся.
— Ей учительница позвонила. Нажаловалась, что я в школу не пришла. Она…
— Надавила? — помог я с продолжением.
— Подзатыльник дала. Кричала. Я рассказала. Она в милицию повела.
Самое страшное, я видел, что Оля говорит абсолютную правду и мне до жути хотелось набить рожу мамаше. Это же надо своей истерией и придурью довести дочь до такого состояния!
Но оставалась ещё пара вопросов.