— Осторожно, товарищ Сталин, она злюка… — шепнула на ухо Сталину поднявшаяся на цыпочки копыт Эппл Блум, — Она приносит в Поннивилль беду.
— Знаю, товарищ Эппл Блум. Коммунизм должен быть стремлением сердца, основанным на вере в братство, равноправие и всеобщее счастье. Делать революцию на ненависти к кому-либо — то же самое, что печь пирог из глины вместо теста. Но и отказать мы не можем. Она — обладатель грозной силы, и лучше пусть эта сила служит нам сегодня, чем завтра — тем, против кого мы выйдем на бой. Присоединяйтесь к нам, товарищ Трикси! Коммунизм даст вам все необходимые ответы.
Трикси горделиво кивнула, принимая эти слова как прима-балерина принимает букет из рук покоренного зрителя. Она даже удосужилась спуститься с трибуны и занять место среди прочих пони. Пожалуй, уже достижение, учитывая ее болезненное самомнение.
Ничего, Коба, не всякий кирпичик сразу находит себе место в огромном фундаменте коммунизма, шепнул ему «внутренний секретарь», тоже немного напряженный, — В конце концов даже она найдет иные причины, кроме ненависти. Сейчас же твоя задача — сплотить их, укрепить искру в их сердцах и сделать все возможное, чтобы ваш сосредоточенный заряд поразил цель. И тебе здесь отведена роль спускового крючка…
— Поскольку мы уже нарушили регламент, — звучно сказал Сталин, вновь ловя на себе все взгляды. Ждущие, надеющиеся, любопытные, опасливые, строгие, смущенные, деликатные, вопросительные, удрученные, надменные, наивные, смешливые, уставшие, робкие, — Перейдем сразу к заключительной части нашего собрания вместо окончания доклада. И споем все вместе «Интерпониционал»!
Это предложение нашло живейший отклик в слушателях, уже немного осоловевших от речей. Пони застучали копытами, а Пинки Пай извлекла откуда-то барабанную установку, гармонь, фугу и губную гармошку, готовясь ему аккомпанировать.
Запели все ровно, слаженно, как по нотам. Ничего удивительного, учитывая, сколько экземпляров «Понинционала» разнесли по городам и селам птицы Флаттершай. Возможно, в эту самую минуту сотни пони в самых разных уголках Эквестрии пели, с трудом сдерживая слезы:
Пели все.
Тяжело басил Биг Макинтош, рефлекторно вставляя между строфами привычное «Агась». Мелодично подпевала мисс товарищ Черили, положив копытце на его мощную спину. Пела под потолком пегаска со сложно-запоминаемым именем. Пела, вкладывая в звенящие слова всю свою молодую душу, Эппл Блум. Пела, неистово терзая музыкальные инструменты, Пинки Пай. Пела едва слышно, тряся кудряшками, крохотная СвитиБель. Даже надменная Трикси, нерешительно поглядывая по сторонам, вторила хору.
Пели все. Пел весь мир. Пела, отбивая такт копытом, вся Эквестрия:
Сталин вел этот хор, хоть его голос ни на миллиметр не выделялся среди прочих. Он был невидимым солистом и в то же мгновенье был сейчас каждым из поющих.
Он был в одночасье пони, единорогом и пегасом.
Кобылой и жеребцом.
Старым и юным.
Гимн «Понинционала», торжественный, глубокий, звучный, настроил струны их мироощущения в одной тональности, отчего их души колыхались в общем резонансе, неудержимом и мощном, как колыхание огромных океанских волн: