И выглядеть опасным у «Пони темного» были все основания. Сталин оценил бортовые батареи, расположившиеся по всему корпусу брониносца. Иные были размером с крепостную башню — сотни тонн закаленной стали, расчехленные орудия смотрят куда-то в зенит. Спаренные зенитные автоматы по сравнению с ними казались скромными пехотинцами рядом с закованным в сталь рыцарями. Но Сталин, ни разу не видев «Пони темного» в бою, мог представить, какую плотность огня могут они создать, прикрывая корпус от гибельного огня легких кораблей или пегасов-торпедоносцев. Орудия главного калибра впечатляли еще больше. Если Сталина не подводило зрение, в их огромные дула мог бы поместиться целиком воздушный шар Пинки Пай.
И весь этот утыканный орудиями металлический остров, весящий, должно быть, тысячи тонн, уверенно полз вперед, оставляя за собой узкий дымный хвост. Никаких крыльев, никаких несущих винтов, никаких реактивных двигателей.
«И это только флагман четвертого Эквестрийского флота, — подумал Сталин, ощущая, как холодеют копыта с каждой минутой приближения к гиганту, — Можно представить, на что способна хотя бы одна ударная эскадра… Вот на чем держится истинная сила Принцессы Селестии. Надо думать, несколько машин такого класса, зависнув над мятежным городом, быстро заставляют его обитателей вспомнить все правила дружбомагии…»
Но было и нечто, наполнившее его сердце теплой уверенностью и сознанием собственной правоты. Высоко над «Пони темным» трепыхалось крошечное пятнышко, хорошо различимое даже с большого расстояния. И ему не требовалось обладать зоркостью грифона, чтобы определить в нем развивающийся на флагштоке кусок ткани. Кумачево-красного цвета.
— Хорош, да? — Рэйнбоу Дэш выскочила из облаков на стремительном вираже и, мгновенно сбросив скорость, пристроилась параллельным курсом к воздушному шару, так, чтоб можно было разговаривать.
— Впечатляет, — лаконично отозвался Сталин.
— Конечно, впечатляет! — голубая пегаска даже тряхнула радужной гривой, — Ты еще не видел его в деле, усатый! Когда он стреляет, звезды дрожат на небе! Просто крутость крутости!
Но у него не было времени на восхищение. И без того уже потеряно множество драгоценных его крупинок.
— Какова ситуация на борту?
— Доставила твое сообщение в тамошний ревком. Они очень обрадовались. Правда, они не знают, что нас всего трое!
— Все, что в наших силах.
— Ты мог бы позвать Принцессу Луну!
— Слишком много времени требуется, чтоб связаться с ней. А времени как раз и нет. Кроме того, она — наше секретное оружие, которое не стоит демонстрировать сегодня. А что до численности, товарищ Рэйнбоу, не забывайте, что наша цель — не вступать в драку, а помощь революционному экипажу увести корабль в безопасное место.
Рэйнбоу Дэш хрюкнула от смеха и даже поперхнулась небольшим облаком.
— Попробуй увести такую громадину! Даже если бы она шла полным ходом…
— На наше счастье, мятеж на «Пони темном» вызвал замешательство в Кантерлоте. Принцесса наверняка даже подумать не могла о таком развитии событий. Флагман, основа монархической власти, незыблемый оплот… Кроме того, она слишком привыкла полагаться на пегасов. Не представляя, насколько в действительности ваша агитация умела успех среди них.
— И пегасы еще вставят ей перо в причинное место, усатый!.. — с готовностью кивнула Рэйнбоу Дэш, — Дай только время!
— Сейчас в Кантерлоте лихорадочно решают, что делать, и снаряжают погоню. «Пони темного» спасла только решительность. Подняв красный флаг, он сразу же покинул клаудсдейловские верфи. Значит, у нас есть какой-то запас времени… Очень небольшой, как мне кажется…
— Посадка! — оглушительно закричала Пинки Пай, — Посадка! Пожалуйста, пристегните ремни! Экипаж благодарит вас за то, что вы воспользовались услугами компании «Аэро-Кексик»! Посадка!
Воздушный шар устремился вниз, как падающий камень. Окрашенная в серый цвет бронированная палуба стала приближаться так быстро, что Сталин едва не раздавил зубами мундштук трубки. Мелькнули стекла иллюминаторов, изогнутые шипы антенн, тросы, разноцветные вымпелы, фигурки экипажа, брезентовые чехлы спасательных бочек. «Пони темный» был настоящим летающим городом, и тысячи его деталей пронеслись перед глазами, быстро смазавшись в круговерть тысячи оттенков.