— Об этом я и хотела сказать, — лавандовая единорожка в нерешительности опустила морду, — Дело в том, что я заканчиваю свое обучение.
— Что?
— Я оставляю аспирантуру. Уже оставила, честно говоря. Заехала в Кантерлот по пути, специально, чтобы сообщить вам. Мне лестно быть вашей ученицей, товарищ Сталион, и ученицей коммунизма тоже. Но сейчас не время для учебы. Сейчас время для работы. И я… Я не могу.
Она удивила тебя, Коба. Признай. Она снова сделала это.
«Внутренний секретарь», ухмыляясь как мальчишка из своего темного угла в его сознании, зеркальной копии кантерлотского кабинета, крутил ему кукиш.
— Сейчас трудное время, — медленно и тихо сказал Сталион, привычно прохаживаясь вокруг письменного стола, — И еще долго оно будет трудным. Это не значит, что вы должны хоронить свой несомненный талант за…
— Я не могу сидеть за монографиями и статьями, когда в республике разруха! — в голосе Твайлайт Спаркл вдруг прорезалась твердость. Она вдруг вскинула голову, решительно, дерзко. Точно бросая вызов — и кабинету, и его хозяину. Точно боясь, что какая-то сила вдруг помешает ей принять это решение, — Я читаю газеты. В Новой Эппалузе голод! Там гибнут пони! Я не могу сидеть в библиотеке в такое время. Я отправляюсь туда. Буду помогать. Таскать тяжести, разгружать вагоны, участвовать в продовольственных экспедициях. Может, стрелять по мародерам. Мне все равно. Но сейчас я нужна там. И я иду туда.
Сквозь полуприкрытые окна внутрь кабинета проникли посторонние звуки — оживленный гомон, цокот копыт по брусчатке, свистки постовых пониционеров. Наверно, какая-то процессия или демонстрация… Звуки уличного оживления и множества голосов в стиснутом дубовыми панелями полумраке кабинета звучали чириканьем беззаботной птицы в сумрачной чаще Вечно-Дикого леса. А толстый ковер, которым был укрыт пол, вдруг показался Сталину болотом — из тех, что так неохотно выпускают опущенное в них копыто… Он помнил коварство этих болот.
Отложив так и не раскуренную трубку, Сталин подошел к окну. По Площади Мира, окаймлявшей кантерлотский дворец, и в самом деле шел табун пони. Окна сталинского кабинета были слишком высоко, чтоб он смог разглядеть детали. Он мог видеть лишь кумачовые транспаранты — «Пони всех стран, соединяйтесь!», «Народ и партия — едины», «Учиться, учиться и еще раз учиться», и почему-то вдруг — «Товарищи! Сберегательные кассы — это надежная опора социалистических завоеваний!». Ему на миг показалось, что зрение прояснилось, и он видит лица. Старые, молодые, разных цветов, с рогами и без. Самые разные лица, незнакомые ему, но охваченные одним общим чувством. Заглядывающие ему в душу прямо сквозь тонкую преграду оконного стекла.
На улицы Кантерлота медленно опускались ранние осенние сумерки. Эти улицы больше не блистали фальшивыми изумрудами и рубинами, из мостовых не росли вычурные фонари, и здесь давно нельзя было встретить пегаса в начищенной кирасе. Пони были одеты скромно и со вкусом. Огромные хрустальные витрины сменились аккуратными вывесками — теперь они возвещали продажу не роскошных дамских туалетов, средств для увеличения рога или магических амулетов, а вещи более нужные. Вывески белели в сумерках маленькими маячками — «Книги», «Промтовары», «Общество спасения на водах», «Курсы чтецов-декламаторов», «Соцстрах», «Планетарий», «ГОССНАБ», «Универсам», «Тех-училище железнодорожного транспорта № 3»…
Из школы, расположенной в квартале от дворца, высыпал табун оживленных жеребят. Оглушительно гомоня, они разбежались в разные стороны, на шее каждого алел треугольник галстука. Кажется, они спорили о том, какой отряд сдаст на этой неделе больше металлолома.
Из дверей «ГОССНАБА» выбрались два почтенных жеребца-делопроизводителя. Утирая блестящие лысины, знающие лишь свет дневных ламп, но не солнца, они вяло спорили, стоя на остановке автобуса: «- А я вам говорю, что ваш Круд Айрон не сможет сдать план по чугуну на этой декаде! Пусть хоть трех замов себе выпишет, а не сможет!.. — А вы бы так не упорствовали, товарищ бухгалтер… — У него волосатое копыто в Понькомате Промышленности, уж я-то знаю! — А вы бы все-таки…»
Не торопясь, внимательно глядя по сторонам, прошествовал по улице отряд пониционеров: винтовки небрежно лежат на спинах, фуражки начищены до блеска. В них не было горделивой замкнутости грозных Стражей Принцессы, лица улыбчивы и открыты. Какой-то заблудившийся жеребенок спросил у пониционеров дорогу — и те мгновенно вызвались проводить его.