— Замолчите, товарищ Сталион! — Твайлайт Спаркл решительно топнула копытом по ковру, — Что это за контрреволюционные речи вы говорите? Коммунизм — это…
— …это не праздник с тортиками и конфетти? — Сталин улыбнулся, и по выражению лица Твайлайт Спаркл понял, что улыбка вышла грустной, — Я помню. Но моменты малодушия иногда донимают меня. Старость…
— Гоните их, — посоветовала Твайлайт Спаркл, — Как я прогнала кошмар Дружбомагии, который пытался уверить меня в том, что сладкое и красивое достается просто так, стоит лишь стукнуть копытами. Или сделать вид, что ничего не происходит, когда ты как будто бы начинаешь что-то видеть. Это ведь так просто — найти слабое место у собственной совести. И убедить ее в том, что победа проста и вкусна, как вишенка с пирожного. Достаточно лишь потянуться. Очень мало тех, кто понимают — победа горька, как горчица. Она не всегда окупает твоих сил. И твоих слез… Победа — это не обязательно награда, товарищ Сталион. Победа может быть и испытанием. И мне отчего-то кажется, что ваше испытание еще не закончилось…
Сталин усмехнулся. Затянулся трубкой, выпустил под потолок сизое табачное облако.
— Спасибо, товарищ Спаркл, — наконец произнес он хрипло, — Спасибо.
— Не за что, товарищ Сталион, — лавандовая единорожка подмигнула ему единственным глазом, — Считайте, что я возвратила вам долг. Так… я могу идти?
— Конечно, можете. Отправляйтесь в Новую Эппалузу немедленно. Вы будете глазами партии, товарищ Спаркл. И моими тоже. Каждую неделю мы будем ждать от вас донесений.
— Я буду писать, — пообещала Твайлайт Спаркл, — Обязательно буду. Я…
Она не успела договорить — дверь приемной резко распахнулась, и на пороге возник взволнованный, в мыле, Карамель.
— Товарищ Сталион! Товарищ Сталион!..
— Что такое? — устало вздохнул он.
— Чрезвычайное происшествие под Поннивилем. Срочная шифро-телеграмма.
Трубка чуть не хрустнула под копытом.
— Диверсанты? Бизоны?
— Не совсем так, товарищ генеральный секретарь… Товарищ Пинки Пай сообщает, что патрулем НКВД был пойман подозрительный пони. Сам лысый, на крупе — кукурузный початок. На допросах ведет себя странно и подозрительно, очень дерзок и упрям. И… товарищ Сталион… — Карамель побледнел, — Кажется… Кажется, он вас хорошо знает.
Сталин затянулся из трубки еще раз. И позволил себе пять секунд молчания в созерцании растерянной Твайлайт Спаркл. Непростительная роскошь для его плотного графика.
— Как вы сказали, товарищ Спаркл?… Говорите, мое испытание еще не закончилось?
Перед тем, как положить копыто на лакированную трубку телефонного аппарата, он позволил себе еще одну секунду бездействия.
И этой секунды хватило седому серому пони в отражении оконного стекла, чтобы устало улыбнуться ему в ответ.