Караван встал к причалам, повалили церковные, штатские и военные.
– Стоп. Повтори. Сколько?
– Э… тута… До полусотни. Два десятка — по боевому. Шлемы, щиты, кольчуги, мечи, копья. Вроде — охрана. Рядком вокруг начальствующих. Ещё столько ж, а то и поболее — без строя, без копий и щитов. Но — в доспехах. Ещё духовных… ну… по одежде ж видать — с полста. И всяких разных, в кафтанах, свитках, армяках… ещё с полста.
– Дальше.
– А далее… Наши-то толпой повалили на берег. Встречать гостей. Там, вроде, ну… молебен какой начался. Креститься там, шапки долой, на колени, поклоны… Дым от кадильниц пошёл… А после… вдруг — драка. Наши-то все бегом — с берега в селение. А те с мечами — следом. А наши их поленьями да жердинами. Толпой — к тиуну на двор. А этих-то, находников-то — много, бьют наших. А наши-то в стороны, как тетёрки по кустам. Тута тиунов двор и полыхнул. Ветерок-то поддувает — вот и занялось. Тута тиуна — эти-то и убили.
– Всё? Дуй на вышку, давай свеженькие новости. Алу, воинских начальников — сюда. Бегом.
К моменту сбора моих голов, ситуация чуть прояснилась. Вышка стояла в стороне от селения, на высотах. Ребятишки продолжали «освещать с места события».
Прибывшие довольно долго провозились в селении. Прошлись по дворам, долго толклись в церковке, внимательно оглядели солеварни. Наконец, к вышке двинулась группа воинов. Ребята слетели вниз, стащили и спрятали в кустах нижнюю приставную лестницу и сбежали.
– А тута вот соседи их сюда сигналят: вышка в Балахне горит.
К связи я отношусь трепетно. Я про это уже…
Это — раз.
Находники побили с пяток моих насельников. Судя по числу тел, бездвижно лежавших на просматриваемых местах.
Это — два.
Колотило — тиун в Балахне, мой чиновник. Лицо официальное, представляющее особу владетеля. Меня. Его убили.
Это — три.
Каждого из этих трёх пунктов достаточно… для репрессий.
Что там сейчас — неизвестно.
– Какие мнения у господ совета?
– Похоже, епископ Ростовский идёт. По Спасу судя. С монасями, да попами, да служками, да с работниками, приказчиками, ярыжками. Да с половиной своей кованной сотни. Другую-то, поди, князь Кестут положил.
Кастусь, присутствовавший на совещании, польщёно улыбнулся.
– Что делать будем?
– Дык… ну… известно чего — посла слать. Для, значит, по чести разговора да в дом дорогого гостя приглашения.
– Другие мнения есть?
Спокойно, Ваня. Гнев — плохой советчик. Ивашко озвучивает стандартную реакцию стандартного владетеля на прибытие в его владения стандартного архиерея. Что у меня стандартами «Святой Руси» даже не пахнет — отдельная тема. Стартовая точка задана от исконно-посконного.
«Плясать — от печки».
Остальные молчат. Ивашко изложил канон: «как с дедов-прадедов бысть есть». Всеволжск — не каноническая местность. Совсем «не». Все понимают, чувствуют. Но — молчат. Боятся?
– Боитесь? Сказать страшно?
Вскинулся Чарджи.
Как?! Его?! Упрекать в трусости?!
Да, мил дружок, смелость бывает не только в сабельной рубке. Ещё и в мысли, и в слове.
Мечтательно глядит в потолок Любим.
Ему — пофиг. Что он там, в жердяной крыше видит? Ручной автоматический гранатомёт? Баллистическую ракету с самонаведением? Чтобы через пол-шарика — молча в форточку влетала?
Терпит совет Терентий.
Ты, Воевода, решай сам: копать или не копать, стрелять или не стрелять. Рубиться, резаться… Да хоть что — у меня мельница встала! Это — забота! А там, в Балахне… Сами.
В панике смотрит Николай.
Он уже понял. Он неосознанно двигает ладошкой. Типа: не надо, не говори. Это ж такой бздынь будет! Это ж даже не Русь железом завалить, это ж… Ё-моё и терпентин во все дыры!
Не дёргайся, Николашка.
«Твоё появление на этой планете чёрного юмора — не случайно».
Ещё не случайнее — твоё здесь выживание.
Постепенно уходит радостная улыбка с лица Кастуся. Он понимает, что здесь… что-то, чего он не понимает. Для него Федя Ростовский — смертельный враг. Но для русских… Вроде бы — мы все вместе. Но вот тут… Врозь?
Две женщины, Гапа и Елица. Смотрят сходно. Сочувственно, поддерживающе. Только Елица ещё и волнуется: смогу ли я, осмелюсь ли, и получиться ли из этого хоть что хорошее. И как это для её Кастуся обернётся.
А Гапа и не сомневается. Я — с тобой. Как решишь — так и хорошо.
– Что ж, решать мне. Решаю: идём нынче в Балахну. Спешно. Войском. И бьём там речных шишей. Которые в мои земли пришли, людей моих побили до смерти, имение моё пограбили. Как ты, Ольбег, говоришь: Вырежем! Всех!