почему-то радуешься, что на свете существуют чудо-чулки «Летний бриз» и что дрянная
Лусесита якшается с инвалидами. И почему, интересно, на кухню и в туалет тебе приспичило
сходить именно во время рассказов о матрешках и книгопечатании? Тебе приятно
наблюдать, как Клавдия Никифоровна избивает собственного мужа. Какой-то неудачник
измывается над дождевым червяком, – кто бы мог подумать, что это так весело. По
большому счету, даже непонятное слово «дискурс» действует на тебя успокаивающе.
26
Ты смеешься. Смеешься до колик в животе. Ты делаешь резкое движение, задеваешь
ножку стола, и граненый стакан, водруженный тобой на святая святых телевизор,
покачнувшись, соскальзывает. Ты и вскрикнуть не успеваешь. О том, чтобы подхватить
стакан, говорить не приходится, по крайней мере, не с твоими больными руками и протертой
ногой. Это происходит прямо на твоих глазах – день мучений коту под хвост. Кофейное
пойло щедро пропитывает внутренности телевизора, там в глубине что-то замыкает, летят
искры, телевизор бухает, и магическая картинка исчезает. С резким звуком испаряется.
Придя в себя от ужаса, ты бросаешься к стене, чтобы вырвать телевизионный провод из
сети. Но это уже ничего не даст. Комнату заполняет дым и гадкий запах раскаленной
пластмассы, сеанс, по-видимому, окончен. В отчаянии, чуть не скуля, жмешь кнопку
«Вкл/Выкл», но ровным счетом ничего не происходит. Даже если снова подключить к сети.
Телевизор сдох. Ты опять ни с чем, а расчетливая продавщица в красном платьице забыла
положить в коробку из-под телевизора гарантийный талон. Чек она тоже присвоила.
Ты тяжело оседаешь на табуретку с острыми углами, плечи опускаются, ты смотришь в
пол и нервно кусаешь губы. Постепенно вокруг образовывается идеальная тишина, хотя в
ушах все еще позвякивает от недавнего взрыва. Потом и этот звон улетучивается. Ты сидишь
в тишине, жуешь нижнюю губу и ковыряешься ногтем в щели на табуретке. Ты ни о чем не
думаешь. Сердце бьется ровно, в горле копятся невысказанные жалобы, мольбы. Ты просто
сидишь. И вдруг за стеной, прямо около телевизора, буквально в двух метрах от тебя, вновь
слышится удивительный, мученический звук.
Ты вспоминаешь. Это ведь все облупившаяся матрешка чахнет. Стонет, вздыхает, а
трещина у нее на животе покорно сходится и расходится. Вечно сходится и расходится.
Наверное, у беспомощной, в конец захиревшей матрешки нет в этом городе ни
родственников, ни друзей – она совершенно одинока, и бедняжка никак не умрет. Матрешка
с трудом, потому что не может помочь себе пририсованными к телу руками, с невероятным
для человека и уж тем более для деревянной игрушки напряжением переворачивается на
другой бок. Затихает, а через миг из ее нутра вырывается сдавленный, обреченный скулеж.
Пронзительно.
Можешь представить себе глухонемого ребенка? Представь, что ты глухонемой ребенок.
Ты просыпаешься в сиротском приюте посреди ночи и сквозь сон, растирая глаза, никак не
поймешь, почему вокруг так жарко. Скоро ты начинаешь различать запах дыма и даже
видишь за окном языки пламени, – огонь схватил все здание целиком и медленно, но верно
подбирается к твоей комнате. Никто не спешит на помощь. А ты, маленький несмышленыш,
от испуга никак не можешь уразуметь, что же происходит, и только сердцем чувствуешь
опасность, какую-то мощную, необратимую угрозу. Она несется на тебя, будто штормовая
волна – некуда спрятаться. И вот ты – нет чтобы бежать, искать выход, выпрыгнуть из окна –
садишься в кровати, обхватываешь колени и скулишь. Сдавленно, беспомощно стонешь,
потому что ты ребенок. Он слишком мал, чтобы спасаться, нем и не может звать на помощь
громче, глух и не ведает, с какой стороны бросится опасность. Вокруг темно, жарко, а
взрослые о тебе забыли…
Вот, как скулит больная матрешка, вот, чем пропитан ее нутряной стон. Хотя тебе
слишком жалко себя и почивший телевизор, ты все-таки чувствуешь это, осознаешь. На
мгновение ты понимаешь, что, в сравнение с невыносимой болью этого существа, любое
твое разочарование – ничто. А потом опять приходит тишина.
Я здесь. Я слышу каждую твою мысль, я следую за тобой неотступно. Поверь, твоя
жизнь стала бы намного лучше, знай ты об этом. Поверь, шагать и мыслить с оглядкой
безопаснее, чем рубить с плеча. Было бы только на кого оглядываться, кого стыдиться.