Но на бесстрастного Петровича запоздалые и еле слышные протесты впечатления не
производят – на всякий случай, правда, он затыкает тебе рот шершавой лапищей, но, скорее,
37
для того, чтобы не отвлекаться, нежели беспокоясь о соседях – те никому не позвонят, те
сами напуганы до смерти.
Петрович прет равнодушным танком. Он и не подумал смазать член слюной, он не ищет
легких путей. Боль бежит вверх по позвоночнику, тормошит притихшие было раны, пронзает
тебя насквозь, вонзается острейшими иголками под ногти на руках и ногах – все твое тело
опять ноет, пульсирует, чешется, саднит, мозг нарывает, сознание резко обостряется, ты
снова – сама боль, ты снова в ней захлебываешься, растворяешься в стыде и ненависти.
Петрович входит в тебя полностью, на мгновенье замирает и начинает плавно двигать тазом
– назад-вперед, назад-вперед, назад-вперед.
Твои глаза закатываются от рвущего на части мучения. Ты орешь во весь голос, а из
глотки не доносится ни звука. Ты скоро потеряешь сознание, ты на самой грани. «Ну,
пожалуйста, теряйся же, - молишь ты. – Пожалуйста, хватит, уходи, теряйся…». Тебя
выворачивает от унижения и страха: «А вдруг он никогда не кончит? Старики могут не
кончать часами. Это будет продолжаться часами? Я больше не хочу. Не надо. Я больше не
буду. Теряйся же!!! Почему?!». Петрович двигается быстрее, сопит громче, прямо у тебя над
ухом. Вперед-назад, вперед-назад, вперед-назад, скорей, скорей, скорей. Из твоего горла
вырывается слабый хрип… Ты за гранью. «Шайбу! Шайбу!», - зовет кто-то вдалеке. Ты с
головой уходишь в вату оцепенения, погружаешься в тягучую, чернейшую жидкость
беззвучия. В самую последнюю секунду успеваешь спросить: «За что мне это? За что?».
Ты почему-то веришь – там, в кромешной темноте кто-то хочет и может тебе ответить.
Ты окончательно теряешь сознание.
Сладостны первые секунды пробуждения. Еще не успев открыть глаза, еще не
припомнив своего имени и недавних событий, ты на мгновение посещаешь территорию
абсолютного покоя. Здесь уютно, тепло, спокойно – никаких проблем и разочарований.
Правда, это состояние предательски неуловимое, ведь ты не можешь полностью осознать
себя, а, значит, и не ведаешь, каким счастьем тебя одарили – ты в этот момент попросту не
ты. Малейшее неосторожное движение, любая мысль разрушают мираж, что неумолимо и
происходит. Наверное, счастьем можно обладать, только полностью себя осознавая.
Долю секунды ты вкушаешь теплоту, нежишься в лучах покоя и на свою беду решаешь
потянуться. И тогда боль возвращается. Она вспыхивает в различных точках твоего тела,
пока не поглощает его полностью. Если лежать без движения, тело только ломит, стоит же
пошевелиться – боль пронзает и режет. Ранки на руках и ступне, превратившись в экземы,
чешутся и мокнут, ты даже, чувствуешь, как гной тонкими струйками бежит по коже. Или,
может быть, это кровь? Надо спасаться, думаешь ты. Бежать отсюда, как-то залечивать раны
– вдруг что-нибудь серьезное? Надо, превозмогая боль, подтянуть колени к животу,
необходимо сгруппироваться – вдруг они опять начнут бить, надо как-то прикрыться,
защититься.
Ты осторожно, чтобы не заметили, приоткрываешь глаза.
В комнате никого нет; ни звука. Глаза режет яркий свет от лампочки на потолке. За
окном темень – то ли глубокая ночь, то ли зимнее солнце еще не взошло. А прямо перед
тобой на полу лежит игрушечный мишка, но он, неестественно сплющенный, повернулся к
тебе спиной, будто не хочет встречаться глазами. Вернее, одним, оставшимся и стеклянным
глазом. Ты замечаешь, что его коричневая шерстка в одном месте слиплась и почему-то
блестит. И тогда тебя начинает рвать. Это всего лишь спазмы, они идут из живота,
стремительно подступают к горлу, но наружу ничего не выходит – из гортани вырываются
только сухие хрипы. Ты глухо стонешь – во время непрошеных спазмов волей-неволей
приходится напрягать грудь и живот, а это причиняет сильную, судорожную боль. Ты ведь
понимаешь, что на шерстке медвежонка подсыхает сперма Петровича. Наверное, дядя Лидии
вытер член об игрушку, как только кончил, возможно, ему это даже показалось смешным.
Затем он кинул игрушку на пол, наступил на нее, застегнул штаны и покинул квартиру.
38
Рвотные судороги прошли. Ты лежишь на полу с открытыми глазами и стараешься не
шевелиться. Ты прекрасно знаешь, что этот неизвестно откуда взявшийся плюшевый