И по-прежнему слабой рукой Адель передает трубку тебе, потому что самостоятельно
водрузить ее на рычаг уже не сумеет. Ты, естественно, помогаешь ей, хотя все еще не
знаешь, как правильно реагировать на подобную ситуацию.
- Разумеется, мы все запишем на счет Сысоя, - объясняет тем временем девушка, закрыв
глаза и не двигаясь. – И, смею заметить, он еще легко отделался.
Если Сысой, которого не в первый раз поминает Адель, – тот самый труп из
троллейбусного парка и с дырой в животе, заплатить по гостиничным счетам он вряд ли
сможет, и еще неизвестно, какая из этих двух новостей больше расстроит его любовницу.
- Боже! – неожиданно вскрикивает Адель. – На кого я, должно быть, похожа!
Проведя пару суток под кроватью, стерпев до этого неизвестно какие муки, оказавшись
на грани смерти и чудом ее избежав, твоя случайная знакомая, как истинная женщина, все
равно рвется припудрить носик. Ты относишься к этому с пониманием. И поэтому не
останавливаешь Адель, когда она целеустремленно сползает с постели и на непослушных
ногах бредет в ванную комнату. Ты слышишь оттуда ее голос:
- Как я и думала, 48 часов в пыли – это гнусная терапия. Сысой, как ты посмел?..
51
Адель включает душ, забирается в ванну. Сквозь шум воды она кричит тебе:
- Я не буду закрывать дверь. Я хочу быть уверена, что вы не уйдете – мне необходимо вас
отблагодарить, так что не двигайтесь с места. Возможно, я веду себя несколько неадекватно,
но войдите в мое положение! И не считайте, что я легкомысленна – столько еды я заказала,
потому что только о ней и мечтала, лежа под кроватью. Я даже есть ее не стану – так,
поклюю чуток. А внешность меня не очень волнует. Просто не хочу показаться вам неряхой
и грязнулей. Вы ведь мне ужасно помогли и заслуживаете всего самого лучшего.
Адель умолкла. Судя по звукам, она чистит зубы. Ты сидишь на краю постели,
раздумывая, как поступить. Если останешься, надо объяснить девушке, откуда у тебя ключ.
Откуда же? Если быстро уйдешь, а затем выяснится, что Сысой умер, – именно на тебя падет
подозрение в убийстве. Стоило бы прибраться в номере, иначе Адель все поймет. Но что,
если она уже заметила, и суетиться – значит, только больше себе вредить? Глупейшее
положение, и как некстати эта дамочка оказалась под кроватью!
Пока ты нервно решаешь, как себя вести, она закрывает кран и, по-видимому, одеваясь,
снова обращается к тебе:
- А какой сегодня день недели?
Ты молчишь.
Через несколько минут Адель грациозно выплывает из ванной комнаты. В бежевом
пеньюаре, благоухающая «Шанелью», со слегка подведенными глазами и бокалом воды в
руке. Такой девственный образ, скорее всего, призван повысить ее акции после невыгодного
знакомства.
- Так какой сегодня день недели? – опять уточняет она.
- Начало среды.
- Я вынуждена кое-что рассказать, - признается Адель сокрушенно и забирается на
постель с ногами. – Сысой очень несдержанный в своих желаниях и фантазиях человек.
Сначала это были просто игры, затем он стал требовать от меня совершенно диких,
неестественных вещей. Вы спасли мою жизнь, и я в некотором роде чувствую себя
обязанной говорить правду. Вы уже все знаете, или мне продолжать?
- Пожалуйста, - разрешаешь ты, все еще взвешивая свое рискованное положение.
- Теперь я подсчитала. Примерно двое суток назад Сысой позвал меня в свой номер и
предложил новую игру. Я хотела с ним порвать, но он обещал, что это в последний раз – как
бы на прощание. Он достал из-под кровати этого кошмарного змея и сказал, что привяжет
меня к нему и, простите, будет меня на нем любить. Сысой хотел создать иллюзию, что,
занимаясь любовью, мы парим в небе. Сразу уточню – его стиль мне нисколько не
импонирует. Так вот он уговорил меня одеть то ужасное белье, привязал меня к змею, и тут
неожиданно зазвонил телефон. В понедельник рано утром, если не ошибаюсь, примерно в
пять. После короткого и довольно эмоционального разговора Сысой швырнул трубку на
телефон и пошел одеваться. «Куда ты, милый?», - спрашиваю я. «Скоро вернусь», - отвечает
он. «Какая наглость», - восклицаю я. – «Немедленно меня отвяжи!». Но Сысой поступил
иначе, чего я ему никогда не прощу. Он принес из ванной мокрую тряпку, заткнул ею мой
рот – наверное, чтобы я не пела и не звала на помощь – после чмокнул меня в лоб и задвинул
под кровать! Чуть ли не ногой! Вы представляете, какое убожество?! Он еще сказал, уходя: