КАК ПОП РАБОТНИКОВ МОРИЛ
Вот в некотором царстве, в некотором государстве,
именно в том, в каком живем мы, жил
один мужик. У него было три сына — два умных,
а третий дурак. Жили очень бедно. Отец посылает
сыновой:
— Идите хоть один в работники: дома делать
нечего.
Сыновья собрались; ни тому, ни другому не
охота итти в работники; вздумали жребий кинуть
— кому итти в работники. Кинули жребий,
досталось большаку-брату итти в работники.
Большак-брат справился и отправился в путь-дорожку.
Поступил в работники к попу. Тот его почти
ничем не кормил, проморил зиму. Ушел большак.
На другой год отправился к попу средний
брат и тоже чуть с голоду не помер.
Настала очередь меньшому брату итти, Ивану-
дураку. Вот он снарядился и отправился в путь-
дорогу. Вышел —подает поп навстречу ему.
— Далеко ли, добрый человек, идешь?—спрашивает
поп.
— Иду себе места искать, — говорит.
— Ну, наймись ко мне в работники.
— Найми, — говорит.
— Сколько дашь?
— Сто рублей дам, — говорит, — за зиму.
— Ну,а сто рублей дашь, я и жить буду,—
говорит.
— Ну, станешь, дак садись в сани и поедем
со мной.
Сели в сани и поехали к попу. Приехали к
попу. Поп чаем напоил, ужином накормил.
— Ложись спать, — говорит. — Утром ехать за
сеном.
Утром поп будит с полночи работника.
— Вставай, надо ехать!
Сам чаю напился, отзавтракал, а работника не
кормит на дорогу. Работник запряг пару лошадей.
— Ну, садись, батька, поедем,—говорит.
Сели и поехали Выехали за поле.
— Батька,—говорит,—я веревки забыл. Нечем
сено завязать.
— Экой ты чудак! Еще хорошо — скоро вспомнили.
Беги, я подожду.
Иван-дурак прибежал к попадье.
— Матка, давай скорей белорыбник и бутылку
вина. Поп велел дать.
Попадья сейчас подала. Работник побеяшл.
— На веревки, батька. Теперь есть чем сено
вязать!
Верст сорок проехали. Наклали они возы, завязали.
Поехали домой — сумерилось, а еще верст
сорок ехать домой. Иван-дурак выпивает на возу
из бутылки и белорыбником закусывает. Поп и
говорит Ивану-дураку:
— Ваня, гляди. Есть дорога направо, как бы
туда лошадь не сбрела. А я дремлю.
— Ладно, батька, поезжай. Я усмотрю эту
дорогу.
Ваня идет и смотрит эту дорогу. Увидал эту
дорогу, скочил с воза и отвел лошадь в сторону
по той дороге, по которой не надо было
ехать. Проехали они по этой дороге верст пятнадцать.
Потом поп проснулся. Осмотрел место.
Видит, что в сторону едут неладно.
— Ваня, ведь мы неладно едем!
— А я, — говорит, — почем знаю, ладно или
неладно. Ведь ты впереди едешь, а я за тобой.
— Экой, Ваня. Как я наказывал, что посмотри,
дорога направо будет, а ты и заехал.
— Ишь, сам впереди, а я и заехал!
— Ну, стало быть, Ваня, делать нечего. Надо
ехать по этой дороге. Должна тут быть деревня
недалеко, нужно нам в ней ночевать.
Так поехали дальше продолжать. Приезжают
они в одну деревню. Поп посылает работника:
— Пойди, просись ночевать вот у такого-то
мужика.
Работник побежал к дверям. Видит, двери
заперты. Сейчас же вышла большуха, двери отворила.
Работник вошел и просит хозяина:
— Пусти нас с попом, пожалуйста, ночевать.
— Милости просим, — говорит, — ночуйте.
— Да, пожалуйста, я вас прошу, попа ужином
не кормите: накормите, он еще больше ошалеет.
Примолвите так, а сад ять —не садите более, а если
посадите, так не взыщите, если ошалевать будет.
— Ну, ладно.
Работник лошадей выпряг, поставил к возам.
Вошли в избу, разделись поп и работник.
— Поужинать не хотите ли, батюшка?
Пои на ответ ничего не подает, а работник
свернулся, да и за стел. Работник отужинал, как
ему надо, а попу сесть неловко: только примолвили,
а больше не садят; а есть очень хочется.
Так работник отужинал, полез на полати, и поп
за ним. Работник захрапел, а попу не спится.
Работника тычет под бока.
— Работник, ведь я есть хочу!
— Ох, мать твою, косматый леший! Садили
тебя есть, не садился. Ведь не дома, где попадья
за руки садит. Поди, я видел у болынухи горшок
каши стоит, пойди ешь.
Поп сошел с полатей, разыскал горшок в сошке.
— Работник, — говорит, — чем я кашу есть
буду? Ложки мне не найти, — говорит.
— А ты, чорт косматой, навязался. Есть ему
дал, и то спокою не дает. Засучи руки и ешь так!
Поп загнал туда руки и обжег, — а там не каша
была, а вар. Вот он и забегал с горшком опять.
— Работник, ведь мне рук не вынуть.
Работник и говорит:
— Ишь, лешего косматого навязало на меня.
Всю ночь спокоя не даешь со своей кашей.
Была месячная ночь значит.
— Вон,— говорит, — у порога точило лежит,
брякни горшком об него и вынешь руки-то.
Поп разбежался, да как хряснет об это точило.
А это лежало не точило, а хозяин лысый спал.
Поп об его лысину и ударил. Хозяин завопил,
а поп вскочил, да из избы вон: испугался.
Тогда все хозяева вскочили за огнем. Хозяин
кричит чего-то, работник кричит:
— Куда поп девался?
Не знаю, что и делалось здесь!
Хозяева за работника:
— Зачем старика убили?
А работник за хозяев:
— Куда попа дели? Давайте попа! А нет, сейчас
схожу за десятским: деревню собери! Где хотите,
давайте попа!
Потом хозяева одумались.
— Куда поп девался?
— Давайте, — говорит работник, — триста рублей,
все дело замну, а нет — к десятскому пойду.
Хозяева мялись, мялись, дали триста рублей.
— Только не сказывай, что случилось.
Так работник запряг лошадей и поехал с сеном
домой. Попа нет, значит. Проезжает деревню,
стоит поп у пелевнюшки; стоит, из угла выглядывает,
видит, что работник едет с сеном.
Поп и спрашивает:
— Аль ты, Ваня, едешь-то?
— Я,—говорит,—косматый плут. Ужо в остроге
будешь сидеть. Убил хозяина!
— Неужели его до смерти я, Ваня, убил?
— Да, быть, до смерти. Сейчас ладят за урядником
ехать, протокол составлять.
— Не можешь ли, Ваня, как-нибудь это
дело замять?
— Триста рублей давай, так замну, а нет, так