Милая Рита,
спасибо за рассказы. Последний (слева направо 8-) мне понравился больше всех. Но у меня вообще нет к ним претензий! Хотя… первый, признаться, показался, как вы и упоминали, слегка поспешным и более других «музыкальным», чуть хлебниковским, во всяком случае, так показалось. Но — строгость, строгость и строгость. 8-))
Теперь о Митином романе, я несколько раз в мыслях возвращался к нашему разговору. По-видимому дело обстоит в том, что для меня лично (сейчас речь не идет собственно о качестве литературы) митина проза для меня не содержит никакого обещания. Иными словами, его проза есть то, что предстоит глазам. Она не побуждает отложить книгу в сторону и впасть в оцепенение. Она читается либо не читается. Впрочем, скорее всего, это относится к моему личному опыту. «Можно легко порезаться».
Обнимаю — ваш а.
Это не письмо, а пометы на кухонной стене.
Дорогой Аркадий,
запаситесь десятью долларами и Вы окажетесь в Yerba Buena, the best place for the arts. To тот, то другой мужчина вдруг покажутся Вам Уорхолом: фиолетовый жилет, желтые волосы… На тонких черных ножках вышагивают любители готики в тесных штанах, ведя под ручку набриолиненных очковых (глаза у них подведены до безобразия черным) подружек. Заполнив специальную анкету, Вы даже можете выиграть фотографию новейшего «Ягуара». Подойдите к столу: Ваш червонец проторил Вам дорожку в мир я (в)ств. Но не томленые мореные сердца в вяленой сметане Вам предлагают, а накрошенные неловко сухарики. Рядом лежат истонченные пестицидами овощи, namely морковки. Обмакните их в белую жидкость. Теперь Вы можете насладиться искусством: трое камуфляжных нацементенных штанов для охоты дополняют картину «Привал зачарованных охотников». Разумеется, картину Вы домысливаете. Стоят какие-то палатки. Загляните вовнутрь: там показывают Вам маленькое кино из маток-пчел, гудящих, жужжащих. В другой комнате вертятся какие-то гвоздики, как у Одоевского в какой-то там «Табакерке». Стрельните сигарету у сицилийского ковбоя, который пытается закурить прямо в галерее, в своей белой шляпе, и говорит Вам: «мы должны держаться вместе», и наконец выйдите на улицу, где друзья Ваши, художники, архитекторы, артисты, злобно и голодно покидая открытие выставки, скажут: «„loosers“ city,» город неудачников…
А кто же подходит к Вам на улице, милейший Аркадий? Пенсионеры в парусиновых сандалиях, сжимающие в руках домино? Билетец-то у меня уже в руках. Но не верну его, не верну, как Иван Карамазов… А как Вы там поживаете? Все ходите по балам и кораблям в черном пиджаке и черной же футболке (не забудем о никербокерсах и оксфордских туфлях)? «Китайское солнце» уже перекочевало в новый дом. Осталось дело за малым: тюки, лампы, компьютер…
Милая Рита!
Если — молчание, то как же расценивать наши нескончаемые разговоры?.. Хотя они, признаюсь, очевидно сочатся чернилами, которые уже никому не нужно ниоткуда доставать, чтобы понять, какой месяц стоит за окном. По части месяца не скажу, чтобы я был особо силен, но, вот, чашка кофе точно уж стоит, как вкопанная слева от меня, и все та же непременная цыгарка дымится в ущербных зубах.
Опять-таки, возвращаясь к молчанию — когда я трезв, я нелюдим, мрачен и, невзирая на вымученные улыбки, представляю из себя вполне скверного собеседника. Порой я забываю нужные слова и впадаю в прострацию, поскольку не знаю, как нужно продолжать далее и совершенно теряюсь в вопросе «зачем».
Позавчера, например, я забыл, как называется античный внутренний двор… в голову нагло и безудержно вместо злокозненного «перистиля» лезло какое-то неприличное патио. Когда же, наконец, я слово вспомнил, что хотел сказать, оказалось потерянным другое, не менее бесполезное и нелепое — меч короля Артура. Тут то, предприняв чудовищные усилия воли, я вырвал из небытия, как из камня, пресловутый экскалибур, однако не избыл подозрения, что это вовсе не тот меч, который ему подарила какая фея озера, может быть, даже Моргана… Хаос, деградация и полная утрата почвы под ногами. Кстати о почве… несколько дней тому один полузнакомый (любитель пачулей, хороводов, корней, Михайловского, etc.) не обинуясь, прямо в лоб спросил (на это были свои причины), где же я хотел бы «тогда» (!) жить? Я ответил — там, где говорят либо по-русски, либо по-английски, где есть университет, книжный магазин и океан. Сказав это, сам, не подавая виду, ужаснулся сказанному — на горизонте мечты поднимался Владивосток…