Понял-понял, с юнкерами в мексикансих притонах гуляем-с… Нет, чтобы болезному заморскому другу черкнуть утешеньице. Куда там! Это уж теперь и младенцам известно, чего в наши — ПО-МО-времена стоит дружба… А я нет, я другой, я, вот, взял и присобачил для своего нежного друга пару строк. Пусть он читает их ввечеру, пусть злится, пусть ненавидит. А с Аркадием Трофимовичем безадресным выступаем торжественной поступью к ларьку, ибо пришла пора испить горькую чашу. И изопьем-с
Милейший Аркадий,
послушайте, не живете ли Вы рядом со «взрослой» восемнадцатой поликлиникой, что за четыре остановки от проспекта М-стов на 28, 46, 51 или тому подобном трамвае? Да-да, я живу рядом с П-ким проспектом, а на Пск. 13 (17?) стоит моя школа, гуляет мой кот. Мне кота в общем-то тоже хотелось бы увидеть. Я тоже не понимаю, приезжаю я или уезжаю, может, я просто по Садовому Кольцу гоняю, по кругу…
Милая Рита,
ваши письма обладают целительными свойствами, а я подумываю, не стать ли эдаким колдуном-целителем-шаманом. Увечных и болезных я бы лечил вашими письмами, днем и ночью начитывая их, нашептывая их в уши, глаза, выдавливая их литерами Бройеля не челе страждущих, высекая их строки на горных кряжах. Народ изменится и войн не будет. Не будет и остального. Силы космоса умилятся и выключат свет. Во тьме все разворуют недоворованное а после начнется великое гуляние. Его же мое воображение отказывается описать.
Рита, как обстоят дела с Иосселем? В отношении интернета — именно идиотское совпадение обстоятельств и одновременная смехотворность случившегося привела меня в бешенство. Наша договоренность основывалась на регулярной публикации их небольшой плашки (полиграфический термин) с их именем провайдера в газете. Все так и было. Но в канун маевок и разлива коммунистов кто-то взял и отключил. То есть, никого нигде нет, все пусто, сидит только нечто по имени тех. помощь с серебристым голосом, а мне ведь еще надо пару десятков таблоидов просмотреть и перевести всякое про уродов и таинственных мух и пр. поскольку 4 сдавать в печать. Труба. Сын пришел на помощь, где-то ковырнул вход и ящик, но меня это мало устраивает — поэтому после 10 я снова перейду на что-то более устойчивое.
А о Пригове и ПО-МО… мне уже не достает сил думать о них. Вы уже наверное спите? Со сказками братьев Гримм… упавшими на пол в изголовье.
Милейший Аркадий, я ничего не понимаю: какой санскрит, какая детская поликлиника, какая-то фабрика с бутылками боржоми, лужи, через которые надо перепрыгивать, чтобы не забрызгать новые невозможно-желтые чехословацкие резиновые сапоги (девочка ночами клала их на подушку, — так напоминали они ей теплую домашнюю желтую утку: отвороты красные, запах полимерный и сложный). Ваш телефон висит где-то в чаще разрозненных знаков, не прилепясь еще к записной книжке. Где книжка? Где большой пистолет? Где потраченные впустую юные годы (15 июня мне исполняется… не скажу сколько…)? Как только приеду, сразу же Вам позвоню, и Вы мне тогда подробно расскажете про 14 а и 28 б, а также про этикет общенья с кондукторами.
Милейший Аркадий, я поднимаю за Вас кружку с кофе, смешанным с ванильным мороженым, украденным мною из холодильника моей компании, и уже вижу себя набирающей Ваш номер… Мой голос дрожит. У меня, между прочим, жуткий акцент, предупреждаю сразу. Мне, кстати, тоже хотелось бы все письма собрать, есть у меня один диск, но не помню, кажется, я только Ваши письма сохраняла? I don't know, I should look, maybe my Netscape still has everything. But I have to move a computer to a new place, and I hope that everything will still be intact. Сегодня я купила кровать. Я знаю, это неинтересно, с упоминания кровати можно не читать дальше. Но это моя первая (на всякий случай двухспальная) собственная американская кровать! О боже, и все эти продавцы начинают со мной заговаривать. Как говорят в Одессе, «ой-вей». Тщедушный матрасный Чарльс сказал, что любил изучать историю в школе, что у него есть сестра Маргарет, «as pretty as you,» ковровый Джон, который взялся заделать в моей новейшей машине сигаретную дырку (прожженую работниками близлежащей масляной компании), оказался игривым датчанином, посетившим Эрмитаж в семидесятом году. Он меня сразу с порога спросил: «Вы медсестра»? Нужно ли было мне удивляться? Чарльс допытывался, где же мой муж. Пришлось сказать ему, что муж в России. Это просто какая-то «Ярмарка» Теккерея!
Милая Рита,
вот уж даже и не знаю, о чем рассказать, о чем поведать… только что вернулся из, да позволительно будет сказать, деловой поездки (мерседесы и вольво по обыкновению отлетали назад, как пыль — один из них, впрочем едва не прибил меня дверью) и, вот, грею ноги на чашке кофе. По потолку ползет трещина — мистер Питкин в тылу врага.