Поскольку всё работало без проблем, я решил проведать и ещё один мой эксперимент. У берега, созданного мною озера, рос один дуб, довольно сильно измёненный моими силами. Главная его задача: поглощать ману из воздуха и преобразовывать её в жизненную энергию, которую после нужно передавать в небольшую заводь всего два метра в длину и метр в глубину. По прогнозам через несколько месяцев вода в этой заводи приобретёт целительные свойства и её можно будет пить вместо слабых исцеляющих зелий. А если готовить серьёзные зелья на такой воде, то эффект должен улучшиться в разы. Проблема не в том, чтобы напитать жизненной энергией воду, а в том, что этой жизненной энергией не воспользовались микроорганизмы, бактерии и подобная гадость. Для этого вокруг этой небольшой заводи я установил периметр из плетений стерилизации. Но уже третий день подряд при проверке замечаю расплодившиеся микроорганизмы внутри заводи, несмотря на мои усилия.
Сегодняшнее утро не стало исключением. Внутри заводи видно пятно цианобактерий. Поскольку мне надоело каждое утро чистить заводь, я решил усилить стерилизующие плетения. Помимо расположенных плетений по периметру создал ещё три артефакта на основе жёлудя, которые теперь будут постоянно перемещаться по воде и стерилизовать всё в радиусе метра от себя.
Закончив работать с будущей целительной купальней, я переместился обратно к дому. С того момента, как покинул Катю, прошло уже больше часа, и сейчас она уже должна быть готовой. Но вместо этого я застал ученицу на своей кровати, плачущей в подушку. Вот и не скажешь, что ей за пятьдесят лет — ведёт себя иногда как маленький ребёнок. Я, конечно, омолодил её и ментально, но ведь не настолько.
— Катя, что это значит? Нам пора отправляться.
— Учитель, идите сами, я только всё испорчу, — сказала она.
— Мне это не нравится. Быстро взяла себя в руки. Жду тебя через пять минут на улице, — произнёс я и пустил слабый электрический разряд ей по заднице. А чтобы она вновь не легла, ещё и исцелением приложил — теперь у неё внутри будет слишком много энергии для того, чтобы сидеть на месте.
Через пять минут Екатерина действительно покинула дом. Судя по её широко открытым глазам, она не знала, куда себя деть — настолько распирало изнутри энергией. А вот нечего плакаться.
Подойдя ко мне, Екатерина с нетерпением уставилась на меня. Но прежде чем открывать портал на чердак дома Вороного Сергея Аркадьевича, я поправил неровно надетую шубку на ученице. Она всё-таки не умеет носить правильно такую одежду.
— Прошу, пани Катарина, — произнёс я и открыл портал.
— Пан Вальчицкий, только после вас, — сказала она, взяв себя в руки.
— Молодец, так себя и веди. Помни: ты — ученица могущественного мага и никто ничего не может тебе сделать, — проговорил я и переступил окно портала в темноту чердака дома Вороного.
— Тут темно, — произнесла Катя и начала жмуриться.
— Вспомни, чему я тебя учил на прошлой неделе. — Хотелось побиться головой от того, что всё из её головы вылетает едва не моментально.
— Точно, — едва не хлопнула себя по лбу Екатерина, и через секунд тридцать в её глазах появился слабый огонёк — так визуально выглядело повышение чувствительности зрения. Теперь даже в полной темноте она могла видеть, пусть не очень чётко, но это только пока.
Покинули дом мы при помощи противофазы и спуска телекинезом на брусчатку города. Катя сразу стала вертеть головой из стороны в сторону — всё-таки последний раз в городе она была больше тридцати лет назад, когда сбегала из Санкт-Петербурга. Но на нас никто не обращал внимания благодаря лёгкому отводу глаз.
После прогулки по главной площади мы перешли на набережную, чтобы немного полюбоваться рекой. Внезапно я почувствовал на себе взгляд. Обернувшись, заметил знакомое лицо человека, который уже двигался, расталкивая прохожих в нашу сторону.
— Пан Колдун, ты так и не назвал себя в прошлый раз по имени, — радостно улыбаясь, произнёс отец Илия, после чего крепко меня обнял, обдавая чистым светом. — А кто эта прекрасная кобита?
— Отец Илия, рад вас видеть, — произнёс я совсем не искренне. — Это моя ученица Катарина. А я — Мирон Вальчицкий, хотя вряд ли это что-то даст вам.
— Затягиваешь в богомерзкие объятия своего тёмного колдунства новых людей, — недовольно поворчал отец Илия. — Будем считать, что все приличия соблюдены. А теперь говори, для чего ты в городе?
— Густав приглашал к себе.
— Густава сейчас нет в городе. Его временно отозвали и направили в поддержку французскому карлику. Не слышал об этом?
— Последние новости, которые я слышал, были о разгроме австрийцев под Ульмом.
— Многое пропустил. На Пруссаков ополчились помимо австрийцев ещё и русские. Быть беде большой, — произнёс священник. — Ладно, приглашаю вас на обед к себе.
— Я так понимаю, отказаться не могу?
— Верно. Ты говорил Густаву, что своим богомерзким колдовством умеешь исцелять. Это так?
— Смотря что. Но да, умею. Так ведь и вы можете, — намекнул я на переполненную светом ауру.
— Я только нечистивое могу исцелить, прижечь рану, не больше. Марычка же пострадала от другого — под лошадь попала.
— Если это просто физическая травма, то могу помочь. — Отказывать в помощи было глупо. Отец Илия не последнее лицо в церковной иерархии и с ним лучше иметь хорошие отношения.
Отец Илия сразу схватил меня за руку и потащил в одно ему известное место. Постепенно богатые центральные районы сменились более бедными, а вскоре и вовсе каменные дома исчезли и вокруг были лишь деревянные постройки. Вокруг нас больше нельзя встретить одетых в чистую и новую одежду людей. Было понятно, что мы пришли в так называемые трущобы. Они есть в любом современном городе.
— Отец Илия, вы нам есть принесли? — спросил детский голос лет пяти. Опустив глаза, я увидел мальчика, одетого в не по размеру большую одежду.
— Извини, Стефан, но с собой у меня ничего нет. Приходи вечером к заднему входу в храм. Я посмотрю, что смогу дать, — произнёс Илия, и мы пошли дальше.
— И много таких детей тут? — спросила Катя.
— Много. Родители днями работают на мануфактурах, но этого не хватает, чтобы прокормить семьи. Дети зачастую голодают, — сказал Илия.
— Нам ещё далеко идти? — решил я перевести тему.
— Мы уже почти пришли, — произнёс он и толкнул деревянную дверь внутрь помещения. Внутри царил запах гнили, болезни и общей затхлости. — Иди за мной. Родители Марычки на заводе, ей самой приходится днями лежать.
В единственной комнате дома царила полутьма. Из-за угла я услышал тяжёлое дыхание, иногда перемежающееся со стонами. Стоило туда посмотреть — и я сразу увидел человеческую девочку лет восьми. В «Магическом зрении» её состояние здоровья выглядело отвратительно: одной руки не было, вторая неправильно срослась, обе ноги раздроблены и кое-как собраны и тоже неправильно срослись; рёбра сломаны в четырёх местах, повреждения мозга от мелких осколков черепа, в местах, где ей ампутировали руку, шёл сепсис. Я вообще не мог понять, как она жива с такими повреждениями, но всмотревшись в ауру повнимательнее, увидел насильно привязанного духа, который принудительно напитывал девочку энергией, что и не позволяло ей умереть.
— Ваша работа? — спросил я у священника, указав на духа.
— Моя, господи прости душу грешную мою, мне пришлось воспользоваться богомерзкой магией, иначе ей было не выжить. Я из боевого крыла. Целительство это не моё. Вот демона изгнать либо какую другую погань я могу, — ответил отец Илия, словно стесняясь своих недостатков. — Сможешь исцелить дитя?
— Будет не просто, но смогу, — произнёс я и приступил к излечению.
Первым делом я отключил болевые ощущения и усыпил девочку — она и так настрадалась на годы вперёд. Потом при помощи телекинеза начал ломать ей кости в неправильно сросшихся местах, параллельно активируя малые исцеления, чтобы она не умерла в процессе. Катя уже на второй минуте не могла на это смотреть и покинула дом, а вот отец Илия внимательно следил за моими действиями. После того как кости были сломаны, я начал собирать при помощи телекинеза получившийся конструктор. После этого запустил среднее исцеление, которое сразу высосало из меня треть резерва, но уже через пять минут все кости в организме стали целыми и правильно сросшимися. Повреждения внутренних органов были также устранены. Можно сказать, что Марычка полностью здорова, вот только одной руки у неё всё ещё не было.