– Потому что ты исчез пять лет назад и не оставил адреса! Потому что не удосужился позвонить и узнать, как я живу после смерти бабушки.
– Она уже умерла? Хм, да, следовало ожидать от простого человека.
Это заявление не удивляет: папаня всегда был с приветом, может, поэтому они с мамой сошлись – та тоже была не от мира сего.
– Отпусти, мне вещи надо забрать, – снова пытаюсь остановиться, но отец дёргает так сильно, что едва успеваю выставить ногу, иначе растянулась бы на асфальте. – А лучше денег дай, чтобы твоя дочь не ночевала на вокзале с бомжами.
– На эту ночь у нас другие планы, – сообщает отец.
Потрясённая, иду за ним. Неужели… неужели он решил обо мне позаботиться? Могла же у него проснуться совесть… Сглатываю солоноватый привкус слёз. Тут же себя одёргиваю: не стоит ждать чуда – отец никогда не оправдывал моих надежд.
Искоса оглядываю его: шёлковая рубашка, модельные джинсы, ботинки, кажется, дорогие. И часы тоже выглядят недёшево. Неужели жизнь у него налаживается?
Подведя меня к серебристой «Тойоте Ленд Крузер», он открывает дверь. Запах свежей кожи немного ошеломляет, я оглядываю шикарный салон.
– Твоя? – Как-то особенно остро ощущаю непритязательность моей простой белой блузки, сумочки и джинсов с распродажи, поношенных туфель.
– Залезай. – Он подталкивает меня на высокое пассажирское сидение.
Похоже, дела у него идут в гору. Неужели решил мне помочь? Надежда есть, но и тревожные звоночки тоже: почему он так груб? Куда торопится?
Практически впихнув меня на переднее сидение, отец захлопывает дверь. Пока обходит капот, есть шанс сбежать, только… куда? Под дверь квартирной хозяйки?
Запрыгнув внутрь, задний ход отец даёт слишком резко, взвизгивают тормоза. Разворачиваясь, он задевает выступающую из соседней линии «Ауди» и жмёт на газ.
Под вой сигналки мы уносимся прочь.
– А… – Указываю за спину. Внутри холодеет от дурного предчувствия. – Мы же машину задели.
– К драконам её.
– Но… тебя прав лишат.
– Плевать.
Проскочив по дворам, он выруливает на соседнюю улицу с четырёхполосным движением и встраивается во второй ряд.
Не нравится мне это всё, совсем не нравится.
– Развернись, – прошу я. – Мне надо на квартиру вещи забрать, иначе их выкинут.
– Они тебе больше не понадобятся.
– Как это не понадобятся? – Взмахиваю руками. – Там не просто шмотки с косметикой, там фотографии, часть моих документов, там…
– Замолчи.
– Слушай, ты! Тебя не было пять лет, я уже совершеннолетняя…
– Замолчи, или я тебя ударю.
Его тон и каменное выражение лица не оставляют сомнений в исполнении угрозы. Страх сковывает сердце. Но я спрашиваю, хоть и тихо:
– Почему?
– Потому что я потратил слишком много времени на твои поиски, мы можем опоздать.
– Куда?
– Домой, – что-то странное в его голосе, интонация, которой я прежде не слышала: болезненная нежность.
Сложив руки на груди, откидываюсь на сиденье. Хорошо, пока помолчу, но при удобном случае сбегу. На светофоре, например, вон он впереди маячит.
– Витория, даже не пытайся сбежать.
– Мне нужны мои вещи.
– Нет. Там, куда мы направляемся, они не нужны.
Внутренности сжимаются: он, случаем, не в сектанты заделался? А то бывают такие: живут на закрытой территории по своим правилам, людей в рабстве держат…
– А зачем тебе я? – интересуюсь ласково. – Может, ты… как-нибудь сам? То, что я твоя дочь, вовсе не…
Он проносится на красный свет, чудом не снеся коляску.
– Ты псих! – От осознания, что ещё полметра в сторону, и мы бы раздавили ребёнка, заходится сердце.
– Заткнись! – Отец стискивает руль. – Мы можем опоздать, дура!
Меня потряхивает. По лицу отца идут красные пятна, висок блестит от пота. Устремлённый на дорогу взгляд напряжён, зубы стиснуты. Может, батя окончательно рехнулся? Вдруг у него шизофрения? Он же спьяну говорил, что был великим магом, мысли читал, историю вершил… потом это всё списали на алкоголь, но что… что если он правда сумасшедший?
Чёрная «Мазда» притормаживает в хвосте пробки на светофоре. Отца перекашивает:
– Ублюдки, не нашли другого времени, чтобы сунуться поперёк дороги!
Мы стоим, и это отличный шанс смыться. Дёргаю ручку, но сильная рука хватает меня за шиворот.
– Не смей! – Отец оттягивает меня от двери.
Впиваюсь ногтями в его ладонь, пытаюсь укусить. Боль пронзает скулу, и всё меркнет…
***
Жарко. Спать жарко и душно. Терпеть не могу лето и осень, лучше зима, когда прохладно и всё вокруг сверкает. Сглатываю. Голову пронзает боль и понимание, что я не в постели, а в кресле. Кажется, кожаном: так мерзко оно липнет к спине вместе с влажной от жары блузкой.