Да и дело Женя изучил от корки до корки и склонялся к тому, что суд совсем не зря отправил его папеньку валить лес, саперными лопатками.
И уж точно не президент виноват, что папеньку съели при побеге, захватив с собой в виде консервов, на борт самодельного плота, матерые з\к. Тем более, что кроме как на "консервы" папенька и не годился, ибо был ленив, по демократичному глуп и из прошлой жизни вынес только одну истину - ему все должны.
Плот нашли только через четыре месяца, когда его прибило к берегу ветром и течением, со сломанными веслами и обломком мачты. Жаркое светило провялило, а обрывки паруса накрыли останки беглецов, сохраняя их для экспертов.
Плот срубили з\к на славу, а вот с курсом вышла промашка на целых девять градусов. А единственный, кто бы смог ее заметить, в вечер побега умудрился стукнуть себе по ноге топором и оказаться в санчасти.
И выйти по амнистии, ровно через три недели, когда доедали на борту плота, "консерву".
Многое знал Женя, как секретарь президента и многое понимал, видя события изнутри, на "живую" и без купюр.
Почесав затылок, убрал в сторону камеру и занялся привычным делом - составлять список дел на завтра, ведь президент- человек необъяснимо занятой и без списка просто обречен крутиться бешеной белкой, не имея возможности не то что покушать, но и даже в туалет сходить, спокойно!
- Как думаешь, - Юрьев любовался очередным рисунком, разукрасившим небо над их головами пышными цветами местной сирени. - Что наши найдут?
- Геморрой. - Мил откровенно злился. - Только геморрой и ничего кроме него, родимого. Сам посуди, когда и что мы дождались хорошего, от Европы и... Прочих?
Юрьев пожал плечами, признавая, что хорошего, от забугряндии, никогда и не было.
Ну не брать же в расчет польские яблоки или финскую селедку...
Любуясь рекой, фейерверками, взлетающими над ее чистыми водами и закатным светилом, над верхушками деревьев, оба помалкивали, наслаждаясь теми минутами, что выпадают так редко.
И пусть один уже прошел этот кошмар, а другому предстояло подставить свой череп под еще больший, сейчас было можно стоять у перил балкона с бокалами коньяка и любоваться.
Любоваться здесь и сейчас, ведь в любую минуту жизнь могла постучаться в запертые двери кабинета и напомнить о том, что она ни стоять, ни ждать не любит.
В толпе, на другом берегу реки, уже вовсю сновали журналисты, которых устроители обманули на два часа, дабы вволю и спокойно оценить работы конкурсантов, не отвлекаясь на дурные вопросы представителей древнейшей профессии.
Служба контрразведки уже вела под белы руки кольвега и женщину, с заткнутым кляпом, ртом - неудачно выбрал куратор место встречи со своим агентом.
Ходун беседовал с друидом, подбрасывая на ладони, пять ярко-зеленых зернышек и задумчиво кивая головой.
Очередной хлопок взрыва явил миру серебристого дракона, громко хлопающего своими крыльями, нервно дергающего шипастым хвостом и изрыгающего из пасти золотое пламя, пыльцой оседающее на всех, кто находился внизу.
Огненный рисунок был настолько жив и реален, что у всех окружающих вырвался восхищенный выдох и еще один, когда дракон, сложив крылья, пронесся над гладью замершей реки, взмыл в потемневшие небеса и растаял, словно прихватив с собой светило и оставив людям внизу угольно-черное небо, усыпанное бриллиантами и рубинами, изумрудами и сапфирами, всеми цветами и всеми драгоценностями - звезд.
Комиссия, захлопнув рты, развернулась в сторону конкурсанта, запустившего ракету, но тот и сам стоял разинув рот, словно ожидал увидеть нечто совершенно иное.
Друиды, воспользовавшись малой неразберихой, "запалили" на ветвях своих родовых деревьев яркие огни, заливая поляну потоком света, изгоняющего тени, но не "тяжелого" и "напряжного", а теплого и веселого, радующего глаз и душу.
Мил и Юрьев вышли с балкона и плотно закрыли за собой двери, чтобы не соблазняться - через пару минут в этом кабинете соберутся разумные и вновь пойдет-поедет морока, именуемая "управление государством". Вновь будет ругаться "сельхозник", требуя площадей под посевы и кораблей, под вывоз урожая на другие планеты, ему будет вторить "чугунщик" и бить во все колокола - "вояка", напоминая об устаревших судах, которым пора проводить ППР.
Юрьев вновь будет сидеть в уголке и не отсвечивать, кривясь и морщась от совсем не парламентских выражений, которыми обмениваются интеллигентные, в общем-то, люди, в пылу полемики.
А Женя снова и снова будет качать головой и не скоро дойдет до молодого, что предстоит ему занять одно из кресел, едва выйдет он из-под материнского крылышка и глянет на мир вокруг совсем другими глазами. И потом будут еще и еще, такие же Жени, Коли и Светочки, которых Мил видит насквозь, лучше любого рентген аппарата, собирая новое ядро своей империи, пусть пока еще и даже существующей лишь на бумаге, в проекте.