Ну, вот и объяснение их разгульной жизни — как ни странно, немного успокоилась Руана, молча шагая рядом с насупленной девчонкой. При таких ужасных обычаях и вправду лучше заранее перебеситься. А замуж выходить лишь тогда, когда точно знаешь: это он.
С ним ты хочешь не только засыпать, но и просыпаться в одной постели. Потому что у яранов не в моде раздельные спальни. Они этого эстетства не понимают. Вместе, так вместе.
Вовремя её просветили — она благодарно покосилась на упрямый затылок своей без пяти минут падчерицы. Разве что, её мама всё-таки ошиблась. Интересно взглянуть на эту женщину. Если и она уже доросла до назла, вхождение в эту семейку начинает подёргивать за нерв. Им за измену и закапывать не надо — к чему такие сложности? Каждый по разу отщипнёт, и от тебя останется лишь воспоминание да скальп.
В этими мыслями Руана всплывала на стену в верёвочной петле. С ними нахамила прицепившемуся некстати Вели-Ярке. С ними обогнула угол дома Таа-Дайберов и с ними попалась.
— Ну, пока, — невозмутимо чирикнула Нала-Яри, чмокнув её в щёку. — Захочешь ещё ночной пикничок, зови.
И ускакала, довольная своей шалостью.
— Пикничок? — не слишком удивился Викрат, и отпил из высокой серебряной кружки вонючего пойма северян.
Он сидел в одной рубахе на крыльце. Ёжился и разглядывал ночную шлынду:
— Юбка грязная.
— И не только, — плюхнувшись рядом, согласилась Руана. — Дай отхлебнуть.
— Уверена?
— Озябла, — пожаловалась она.
— Держи.
На вкус вонючая жидкость была вполне себе: помесь пива с самогоном и дизтопливом. Торкнуло мгновенно: продрало от макушки до замёрзших ступней. Руану передёрнуло зато дивно расслабило. Она глотнула ещё — жизнь хорошела на глазах.
— Отдай, — раздражённо вырвал кружку Викрат. — Не хватало, чтобы меня обвинили в твоём растлении.
— Не волнуйся, — прижалась она к нему, уложив голову на плечо. — Я скажу, что это император. Сердце моё, не хочешь поговорить?
— Сердце моё! — передразнил он и съязвил: — А ты моя печёночная гниль.
Так аборигены называли цирроз. Кстати, нередкий среди тааров недуг. Те отчего-то спивались, что среди яранов встречалось крайне-крайне редко — почти никогда.
— Ты уходишь от ответа.
— Ты ещё вопрос не задала! — раздражённо отлаялся Викрат, затем вздохнул и сдулся: — Ну? Чего тебе?
— Скажи: ты послушный сын?
Он всё понял моментально и помрачнел:
— Время от времени.
— А ты действительно хочешь жениться на Багене?
— Ну-у-у… — затянул он, явно придумывая, как поудачней соврать.
— Не старайся: всё равно не поверю. Ты хочешь на ней жениться. Выходит, что тебе прямая дорога в предатели рода, — вздохнула Руана, обняв его за шею. — Я, по-моему, уже на пути туда. Хочешь, скажу, с кем сегодня согрешила? И не сегодня тоже.
— С яраном, — чуть расслабившись, усмехнулся он.
— Подслушал, как мы шептались с Урпахой?
— Больно надо. Будь он тааром, ты бы так не выпячивала своё распутство. Если оно без политического душка, то никому не интересно.
— Викрат, мы можем поговорить откровенно?
— Смотря, что ты желаешь выпытать.
— Ты тоже против того, чтобы яраны владели землёй?
Он покосился на неё с видом отца, заставшего пятилетнего сына в его сапогах. Покачал головой — скорей для того, чтобы выиграть время для осмысления, чем в укоризну.
— Не хочешь, не отвечай, — пожала она плечами, собираясь встать.
— Я не против, — устало признался таар, связанный со своим магическим кланом целой паутиной неразрывных пут.
С отцом, который его породил, вырастил и приставил к любимому делу. С братьями, которых он любил. С друзьями, которыми дорожил…
— Если честно, у меня в душе нет железной уверенности в правоте наших. И я бы не сказал, что моя привязанность к ним сильней моей уверенности в их неправоте.
С прочими таарами — додумала Руана после такого признания — принадлежность к которым ему вовсе не дороже собственного мировоззрения. Видимо оттого, что Викрат почти всю свою жизнь провёл в цитадели. Где у него наверняка есть друзья и среди северян.
Сегодня просто день открытий — вяло ухмыльнулась Руана розовеющему востоку. Солнце ещё не встало, а она уже устала собирать новости со всех сторон. Будь она там, на Земле разведчиком, стала бы знаменита, как Штирлиц.
— Ты что, метишь в предательницы рода? Из-за своего ярана?
С виду пошутил, а глаза прицелились в неё, будто он и вправду может выстрелить.
— Я не знаю, — нехотя призналась таария. — Понимаешь, я просто не желаю, чтобы мои дети росли среди кровавых битв и смертей. Это несправедливо, — обозначила Руана свою позицию эгоистки и чуть-чуть патриотки. — Вдвойне несправедливо, если виной этому будет мой собственный отец.