— Обрезала, и буду обрезать, — вежливо объявила высокородная таария свою господскую волю. — А станешь их прятать или выкидывать, так вообще буду сверкать голой задницей.
— А, и сверкай! — деланно восхитилась Урпаха, присев отдышаться в старое кресло, видавшее её прадедов. — Никого здесь этаким непотребством не удивишь. Тут и без тебя процветает сплошное распутство, и с тобой его не прибавится. Взялась она меня пугать! Люди добрые! Вы только полюбуйтесь на эту пакостницу!
— С удовольствием, — раздалось от двери вместе со скрипом старых немазаных петель.
— Куда?! — возмутилась кормилица.
Нагнулась, стащила с ноги башмак и запустила в беспардонного визитёра. Викрат поймал тяжёлую крестьянскую обувку, с которой старуха упорно не желала расставаться. Не спросясь дозволения, впёрся в приют невинной девы и кивнул ей с самым развязным видом. После чего почтительно опустился на колено перед кормилицей и поставил на пол башмак:
— Таким и убить можно. Ты бы поосторожней ими разбрасывалась.
— А вы бы, господин лезли сюда, прежде спросясь! — отгавкалась добропорядочная женщина. — Это ж ни на что не похоже!
— Я придумала, — интригующим голосом поведала сообщнику Руана, указав рукой на кресло, что подпирало её узкую кровать.
Он плюхнулся на жалобно крякнувшую рухлядь и уточнил:
— Придумала, как избавить Ати от домогательств императора? Держу пари, хочешь извазюкать её косметикой. До полной неузнаваемости. Так, чтобы от неё даже дворовые собаки шарахались.
— Что с этим не так? — слегка обиделась Руана на то, что её задумку не признали гениальной.
Викрат без какой-либо насмешки вполне серьёзно объяснил:
— В любом деле, которому ты отдаёшься с желанием и душой, в конце концов, становишься признанным мастером. Даже в том, что совершенно незаслуженно обзывают распутством. Поэтому я даже под самой густо намалёванной краской, под чудовищно подведёнными глазами и губами смогу разглядеть и уродку, и красавицу.
— Разумно, — не могла не признать Руана его правоту.
— Более того, — всё так же серьёзно продолжили её просвещать. — Увидав на лице женщины излишне намалёванную маску, я совершенно непроизвольно принимаюсь его разглядывать. Даже если прежде не имел такого намерения.
— Даже на старухе? — язвительно прокряхтела Урпаха, сдерживая смешки.
— На старухе нет, — деланно удивился мастер своего неподобающего дела. — Зачем? На дам преклонного возраста мои устремления не распространяются. Так зачем стараться?
— У меня такое чувство, — пробормотала Руана, внимательно следя за выражением его лица, — что ты пришёл неспроста.
— Да уж, не для того, чтобы полюбоваться твоими ногами, — хлопнул шкодник по торчащей из-под покрывала девичьей ступне.
— Прекрати! — потребовала она, спрятав нисколечко, по её мнению, не соблазнительную конечность. — И переходи к делу.
— До приезда в цитадель наших молодожёнов, нужно сделать одно важное дело, — стал Викрат непривычно суровым и собранным.
— Подготовить побег? — неожиданно для себя прошептала Руана, покосившись на полуоткрытое окно.
— Убрать из цитадели тех, кто сможет его предотвратить.
— Невозможно, — разочарованно протянула она, откинувшись на подушки. — Мы не сможем выдворить отсюда всех яранов-лазутчиков. Думаю, их здесь немало обретается. А эти, говорят, могут отыскать иголку в стоге сена.
— Иголку в стоге сена? — хохотнув, просмаковал Викрат. — Оригинально. Пожалуй, они смогут и это. Но ты неправильно поняла мои слова. Видимо, от незнания.
— А чего тут непонятного? — проворчала кормилица, разглядывая дыру на какой-то кружевной тряпке. — Никакой нормальный яран не станет корчить из себя холопа. Они что, на побегушках у своего блудливого господина? Так-таки нет. Яраны славные воины древних корней. И не попустят тем, кто их принизит. Если у императора из-под носа сбежит девчонка, никто за ней не погонится. Это его дело: гоняться за своими потаскухами.
— Верно, — выслушав мудрую старуху, уважительно склонил голову господин маг. — Это касается почти всех яранов.
— Кроме, — начала догадываться Руана, — самых близких?