У меня, что говорится, волосы встали на загривке, еще тогда, когда их не было перед нами. Они лишь окружили наш лагерь, а я уже знала, что мы в опасности. Опустив топор, которым рубила дерево, я остановилась как вкопанная, прислушиваясь к себе. Палыч посмотрел на меня с удивлением и что-то прокричал, но я его не слышала, вся, как та кошка, вздыбленная при виде собаки, ощерилась и зашипела, глядя перед собой.
- Эй, ты, паря, - услышала я наконец голос подходившего Палыча, толкнувшего меня в плечо. – Ты чо это?
Я медленно перевела взгляд на него и тихо прошептала:
- Там беда! – показав пальцем вперед за сосны, что росли недалеко.
- Где? – начал оглядываться мужик.
- Там, - все также показывала я на тени, что пряталась за деревьями. – Это смерть.
- Эй ты, Зиновий! – похлопал меня по плечу Палыч. – Кончай страх наводить. Там никого нет. Успокойся! Да что с тобой?
Я оттолкнула его в сторону и в этот самый момент из-за створа выпрыгнул волк и бросился на нас. Точно стрела, он рванулся на нашу пару и повалил Палыча, что стоял расслабившись. Я же тот час отскочила в сторону и занесла над головой готовящегося вцепиться в горло волка, руку с топором.
- Хрясь! – услышала я звук перерубленной шеи зверя, и крик Палыча только сейчас дошел до меня. Как это все произошло, я не понимала, лишь тело изогнулось и еще раз рука пошла на спину волка.
-Хрясь!
Тут же я кинулась к Палычу, хрипящему от тяжести тела зверя, и столкнула волка. Подхватив за руку Палыча, рывком подняла того на ноги.
- Ох! – выдохнул мужик, оглядываясь назад и качая головой. – Если бы не ты, то я уже стоял перед Высшим с отчетом. По гроб жизни обязан, Зиновий.
- Да ладно, - махнула я рукой, и прошла к залитому кровью зверю.
Он лежал на боку, и голова его и лапы едва шевелились.
- Живой еще! – удивилась я. – Огромный, гад!
- Живой, потому что уже не сможет обернуться перед смертью. Ты убил его в волчьем обличии. Обычно они нападают в человеческом, а потом, если убиты или ранены, то оборачиваются в свой привычный – волчий. Если же как ты сейчас его убил, то сразу их звериный бог забирает к себе. Так что ему, считай, повезло - не надо оборачиваться. Так ушел, сволочь! – сплюнул он. И толкнул его ногой. – Пошли к своим. Вдруг он не один был.
То, что мы увидели, когда подошли к своему лагерю, поразило в самое сердце - кругом были трупы. Пока мы на дальней делянке управлялись со своей работой, здесь была бойня. Все мужики, кто оставался в лагере, были убиты и растерзаны. Кишки, кровь, пища из котла, разбросанные наши вещи и сломанные шалаши – все это было сейчас в одной куче перемешаны и пахли жутко и страшно.
- Все ли здесь? – пробормотала я, оглядывая с ужасом кровавую картину. – Может, кто остался?
- Не знаю, - протянул тихо Палыч.
- Надо посмотреть, кто здесь. Потом поищем остальных? – спросила я его также тихо.
- А если они здесь и следят за нами? – резко оглянулся вокруг себя мужик.
- Не-а! Нет их здесь, - прошептала я, также оглядываясь.
- Почем знаешь? – удивился он.
- Чую, - пожала плечами.
- Как это?
- Не знаю, но чувствую всем телом. Как кошка собаку. Видел?
- Видал, - прошептал и он, вновь оглядываясь. – А ты, значит, кошка? Или кот?
- Да какая ж разница! – уже воскликнула я. – Нет их здесь. Пойдем искать других. Видишь, здесь только три головы. А нас было восемь минус два, ты да я, выходит еще троих надо найти. И эти трое - сыны старосты. Может, живы еще. А то, как мы заявимся сами-то. Не поймут нас, скажут - струсили, убежали, кинув своих.
- Скажут, - кивнул Палыч. – Пойдем. Если что, то уж лучше пусть нас разорвут, чем такой позор.
Мы пошли по тропе, которая вела на другую делянку, где работали эти три брата. Когда вышли на полянку, то тут так же поняли, что шел бой. Три волка лежали мертвыми, с ними нашлись и тела двух братьев. Третьего, как определил Палыч младшего, видно не было. Кровищи было и тут немало, но та была от сражения, а не от внезапного нападения, когда парни были в работе и не слышали подкрадывавшегося врага. Внутренности и сами тела были не сильно повреждены, только горло перекушено. И все же такую лютую смерть не пожелаешь даже своему врагу. Смотреть было жутко. Моего Палыча вырвало аж два раза. Первый еще в лагере, когда увидели ту картину, второй уже здесь. Он потом смотрел на меня с удивлением, что я не блюю. А что мне блевать-то! А то я не видела кровавых картинок за свою прошлую воинскую службу и потом в ОМОНе! Насмотрелась!
Пошли искать младшего и походили кругами где-то с час. И уж было хотели уходить, так и не увидев ни его тела, ни следов крови или волочения, как вдруг за сосной, около которой мы остановились, передохнуть и посоветоваться, кто-то застонал. Бросились разом и увидели раненного парня. Он зажимал бедро, из рваной раны которого струйкой толкалась кровь. Я присела рядом, сорвала с себя веревку, что подпоясывала рубаху, и стянула ему ногу повыше раны. Затем разорвала штанину штыком, взяв у Палыча, и осмотрела ногу. Она была плохой, то есть, сама рана. Необходимо было срочно в больницу или на крайняк местному колдуну, как сказал, озабоченный увиденным, Палыч.