- Если довезем, то считай парню повезет, - сказал он, подхватив его под мышки. Я прихватила за ноги.
Медленно, мы понесли его к бывшему лагерю. Там положили на телегу, и Палыч пошел искать хотя бы одну лошадь, из тех шести, которые либо разбежались, либо их увели волки. Когда я спросила, почему их не порезали, как обычно делают звери, он сказал, что лошадей они уводят для себя, когда оборачиваются.
- Им тоже нужно передвигаться по людским землям. Не будут же они бегать в волчьем обличии, - хмыкнул он.
Пока он искал лошадь, я начала сборку частей тел на другую телегу. Не следует их оставлять здесь. Кто знает, что с ними потом будет. Когда Палыч пригнал пару лошадок, мы с ним еще забрали из леса тела и двух братьев. Младший был в обмороке, но кровь уже не сочилась из раны.
- Надо бы зашить, - почему-то подумала я, когда в очередной раз осматривала рану. – Только как и чем? У меня лишь медицинские курсы для оказания первой помощи. Все остальное до больницы лишь бы дотерпеть. А здесь уже прошло два часа, как его наши. Хорошо, что кровью весь не изошел. Может и довезем.
У вечеру мы сдали старосте эти телеги, тела и все, что прихватили с лагеря. О других вещах даже не думали. Как только въехали в село, то побежали навстречу селяне. Мужики, подхватив лошадей под уздцы, повели на двор старосты, где уже выли все, начиная от мала до велика. Бабы просто кидались на кровавые тела, пытаясь узнать своих. Крик стоял приличный. Мои дети тоже были здесь и, вцепившись в мои руки, тянули за собой. Кивнув Палычу, я поспешила за ними. Тот остался рассказать, как все произошло.
Уже дома я отмылась от крови и поменяла одежду, а то смотреть было страшно, но мои ребятки, видимо, привыкшие к такому экстремалу, только спрашивали, не ранен ли я. Потом кормили меня кашей на молоке с куском хлеба.
- Сама пекла? – спросила я, кусая вкусную краюшку.
Та только покачала головой в отрицании:
- На-а. Баба Власьевна. Она нас подкармливала всегда. Ты-то не сказал, что уйдешь на столько дней. Вот она и кормила нас. Принесет хлеба, а молоко наше, козье. Да яйца.
Я чуть не поперхнулась:
- Простите. Сама…сам не ожидал, что на столько пойдем. А надо было сразу соглашаться.
- Да ты не волнуйся, - усмехнулась по-взрослому девочка. – Нам сразу же сказали, что вас увезли за дровами. Власьевна и сказала. Да нам и не впервой, - вздохнула она тяжело.
Я опустила голову от стыда.
- Ничего, теперь будем сыты. Обещали заплатить. Так что обувку вам куплю, и до весны дотянем.
На следующее утро прибежал мальчонка и сказал, чтобы шла к дому старосты.
- Зовет, - прокричал тот с порога.
Я махнула ему рукой и засобиралась. Не зная, зачем, все же пошла несколько обеспокоенная.
- А вдруг не захочет платить? Тогда как жить-то, скорее даже выживать. Себе одной уж как-нибудь, а вот детишек кормить-одевать нужно. Э-эх, беда моя непонятная!
Уже походя к дому-терему старосты, поняла, что затевается что-то необычное. В ряд стояли телеги покрытые рогожами, рядом мужчины в черных одеждах, вдоль забора и на крыльце стояли жители и негромко переговаривались. Я прошла к ним, поздоровавшись. Увидела в сенях Палыча. Он поманил меня рукой, приглашая в горницу. Там, за покрытыми коврами лавками, укутанные в белый саван, лежали мертвые сыны старосты. Около, сидели две женщины – одна не старая, другая совсем старуха. Обе с красными глазами, опухшими от слез, с тоской смотревшие на входящих Палыча и меня. Я даже слегка оробела, увидев такую картинку. Но они только слегка улыбнулись и качнули в приветствии головой. Тут подошел сам староста и поманил нас в другую комнату. Это, по всей видимости, был кабинет. Так бы я его обозвала – стол со стульями, полки с большими фолиантами каких-то то ли книг, то ли рукописей, бумаги с карандашами в стакане. Видимо ими пишут здесь. Махнул рукой на два кресла, что стояли рядом со столом. Сам сел за свое рабочее. Надев очки на веревочке, подтянул к себе тонкую тетрадку. Посмотрел в нее, будто что подсчитывал, шевеля губами, потом отложил в сторону.