Похороны были при полном стечении народа села. Хоронили, как и у нас ранее – сожжением. Клали тело в саване на специальные подмостки, обложенные дровами, и поджигали, после прощания родных. Потом, когда прогорят, собирали в чашу и зарывали около дальнего забора, мол, они будут просить за своих родных там, у Высшего колдуна или мага. Сажали на то место куст или деревце, и могла вырасти даже аллея из таких погостов.
Мне все было внове, и как знать, что будет со мной, если и я вот также свое-чужое тело сложу в бою. Ведь я не волшебник и даже не маг. Что-то ощущаю в себе, с некоторых пор, но что, трудно понять. Будто растет во мне знание, только какое? Я уж и голову сломала, но потом оставила, чтобы не сойти с ума. Правда и голосов более не слышала.
Эконом после похорон, пригласил в кладовую и показал мне на выбор, кроме мешков с мукой, еще и крупы. Я взяла гречку. Еще он сказал, чтобы взяла бутыль с подсолнечным маслом, несколько кусков копченного сала и три корзины с картошкой.
- Это тебе паек, как дружиннику положен, - ответил он на мой вопрос, кто приказал. А еще коня и подводу. - Сам и носи. На дворе стоит.
Я с большими трудами погрузила все это и довольная направилась к дому, где меня уже встречали гордые детишки. Они уже знали, что меня взяли в отряд и теперь хвалились всем своим погодкам и даже соседям. А уж как Власьевна была рада, точно матушка своим сыном! Она хорошая женщина, только уж болтлива больно. Язык будто помело, но я прощала ей за моих ребят. Все же не бросала их, помогла даже тогда, когда они сами были брошены на произвол судьбы.
Сгрузив все в кладовую, попросила ту показать мне, на чем поставить опару для хлеба. Она принесла мне заваренный хмель и я, помня, как бабушка моя ставила квашню, замесила тесто. Нашла несколько круглых емкостей, в чем ранее пекла мать детей хлеб и поставила в протопленную печь, обмазав предварительно формы подсолнечным маслом. Вскоре смачно запахло по всей кухне.
- Нет ничего вкуснее свежеиспеченного хлеба, - тогда подумала я, вынимая ухватом казанок с гречкой и салом, и испеченные караваи.
Смочив сверху водой, положила под чистую тряпицу.
- Пусть отойдут, - как говорила моя покойная бабка.
Такие хлеба пеклись аж на три-четыре дня, смотря, какая была семья. Хранились в специальном сундуке под полотенцами и почти никогда не черствели. Не то что современные хлебзаводы. Забыли и рецептуру, и выпечку в печи, а может, просто похерили. Нужно еще время для расстойки и качество остальных продуктов.
Скоро мои ребятки сидели за столом и уминали и кашу с салом и большие куски вкусного домашнего хлеба.
- Не забыла еще, - улыбалась я, нюхая с улыбкой теплый кусок. – Теперь есть, чем кормить детвору, слава Богу. Одеть бы их и можно, как говориться, и помирать.
Палыч за свое спасение тоже не остался в стороне. Кроме того, что разнес по деревне мою храбрость и силу, еще подарил почти новый кожух на зиму и две бараньи выделанные шкуры.
- Отнесешь нашему скорняку. Он сошьет пару кожушков ребятам, - тогда сказал он, мне, совсем уж растерянному. Жена же его с поклоном, попросила взять пару крынок со сливками и масла коровьего для ребят. Я уж было начала отказываться, но та залилась слезами и мои ребята быстро подергали меня за фалды рубахи, мол, бери.
- Каша с таким маслом уж больно вкусна, - вспомнила я слова бабки.
У нас было козье молоко и яйца, но я еще не откормила своих пацанят. К тому же коза не раскозлилась, а кролики не окатились. Нужно было подождать до начала зимы.
- Вот и будут у нас и козлята на продажу и кролики для еды, - подумала я тогда, когда показывали мне ребятня свое хозяйство.
Козы были пуховые, и Глаша чесала их, потом пряла и делала нитки. Из них их мать и вязала платки на продажу, и также продавали саму пряжу. А козел был нарасхват. Хороший производитель, к нему со всего села водили своих коз на случку и платили за это кто деньгами, кто продуктами, как договорятся. Так что понемногу я приживалась и вспоминала свои далекие деревенские годы, которые, ох, как, пригождались в теперешней жизни.
А тут и воинские мои умения вдруг оказались нужны.
Глава 5.
Как я уже говорила, взяли меня в деревенскую дружину. Васильич и мужики, количеством двадцать человек постоянного войска и если нужно дополнялись всей деревней, стали меня приглашать в рейды по околицам села. Раз в два-три дня делали объезды по границе нашей территории. До леса было километра три-пять, не знаю сколько. По-разному на взгляд. Сразу за последней избой и огородом, начиналась так называемая пограничная зона. Вот по ней мы и проезжали на лошадях, осматривая окрестность. За это время никаких тревожных сигналов не ощущала, шерсть дыбом не вставала, как говорится. Мужики только смеялись над моей чуйкой, говорили, что из меня скорее кошка получается. Почему так решили, не могла понять, пока один из воинов мне как-то не сказал, что сижу я на лошади, как баба.