- Прости меня, ладно? Тогда была…был другим, - закхекала я, оговорившись. – Все самогонка, гадская! Вот перестал пить и вспомнил, что умел. Простишь… дочка?
Я подняла смурное личико девочки. Она посмотрела на меня пристально и кивнула, согласием. Мир был восстановлен.
К вечеру кожушок для Глаши был готов и она, примерив на себя, радостно кружилась по комнате. Вокруг нее прыгал мальчонка, и мы все вместе смеялись.
И тут ко мне пришло то самое чувство единения с ними, сердечность и даже любовь к этим НЕ моим детишкам. Они вдруг сделались мне так дороги, что я захлебнулась в странной жалости к ним. О, это была не та жалось к несчастным сиротам, что была ранее, это была настоящая материнская, жадная жалость к своим родным человечкам, от которой замирало сердце. Только сейчас я поняла, что никогда не оставлю их и не дам никому в обиду. Они мои, пусть не по крови, но родные и любимые.
Уже на следующий день я смогла раскроить и сшить Петьке шубейку, и они побежали на улицу хвастать своими обновками. Еще ранее, Глаша связала себе и брату по шарфу и варежкам с носками, а я решила сварганить им из остатков шкурок по шапчонке. Как, еще не знаю, никогда не пробовала, но уж капор же могла сделать, на завязках. Авось сойдет для мелкоты!
Власьевна долго ахала, хлопая себя по ляжкам, когда увидела малышей. Потом понесла по селу о моем рукоделии. Бабы здоровались со мной как-то весело и со смехом шушукались за спиной, когда я набирала у колодца воду. Сварганила санки и везла целую бочку с водой, чтобы много не ходить.
- А ну их, бабьи сплетни! Придумают, черт знает што! – ворчала я, глядя на любопытные взгляды некоторых кумушек у колодца.
Власьевна уже сказала, что бабье шепчется, что будто душа Катерины в меня вошла, вот и делаю дела за мать. Особенно они усилились, когда я сшила платья и костюмчики для ребят. Мне эти разговоры не нравились, так как я стала замечать, что мужики тоже как-то начали на меня странно поглядывать. Рейды не прекращались и разговоры тоже, а в некоторых случаях даже стали и настойчивыми. Особенно у молодых дружинников. Один как-то прямо рассмеялся мне в лицо, сказав, что надо пощупать, а вдруг у меня что отпало, а сиськи выросли. Тут же получил по сопатке и умылся кровью.
- Еще кто скажет такое, то будет сильнее, - тогда предупредила его и всех.
Но по селу уже пошла молва, мол, у меня две души – моя и моей жены. Отчего эта глупость так прилипла ко мне, я не знаю, может от зависти или от неграмотности, кто знает, но уже многие настороженно смотрели на меня. А после того, как уже в середине зимы, я предупредила своих о заходе в лес чужих волков, так и вовсе началось странное отчуждение. Мужики смотрели на меня с осторожностью, а бабы с любопытством, хоть и со страхом.
- Ты колдун и маг, - так начал староста, когда я настойчиво попросилась к нему на разговор. – Судя по всему, у тебя сила есть и не малая. Когда у тебя она появилась - не знаю. Но колдун с ведьмой сказали, что в тебя вошла душа твоей жены и теперь ты двоедушен и поэтому так силен. И возможно опасен. Мы не знаем. Да и волк Большой, что у нас в соседях, тоже сказал, что не прост ты и советовал тебе учиться. А еще лучше уехать, так как про твою силу уже пошли слухи и могут напасть те оборотни, которые захотят эту силу у тебя отнять. А это нападение на село. Могут быть смерти даже людей. Ты пойми, зачем нам это!
Я, не могла до конца сообразить, что он хочет, и спросила удивленно:
- Нас что, выпроваживают из села? Но здесь же наш дом и мои дети. Куда нам идти?
- Иди в крепость, - махнул он в отчаянии рукой. – Тут, надысь, приезжал оттуда маг и просил тебя уговорить ехать к ним. Там будешь при деле и там есть для тебя и детей место, где жить. Так что решай – или здесь под гнетом страха и непонимания, или там с учебой и сытой жизнью.
Он тяжко вздохнул и показал на выход. Я уходила от него растерянная.
- Вот и делай людям добро! – зло сплевывала я, замечая на себе осторожные взгляды встречных селян. – Вишь, как глядят. Будто я оборотень какой! Да, ладно, еще сами просить будете вернуться!
Через две недели, мы ехали в крепость, оставив за спиной не только заколоченный домик и распроданную живность, но и свою прежнюю жизнь.
Глава 7.
Перед этим решением, я съездила в крепость, разговаривать с магом, что звал меня к ним работать. Там встретилась с Воеводой, то есть командиром и узнала, что маг ему все мозги проел, как выразился тот, улыбаясь во весь рот, показывая крепкие, еще не стертые от старости зубы. Лет ему было около пятидесяти или может больше, фигурой крепкой, роста среднего. Окладистая борода скрывала морщины, но у глаз было их множество, видимо от прищура - зрение, видать садилось уже. Голос густой, командирский. Звали его Матвей Иванович. Коротко – Иваныч.